Записки маленькой гимназистки. Записки институтки. Лидия Чарская

столиком какая-то тощая девушка, черненькая, с желтым цветом лица, с косыми глазами, вся в веснушках, с жиденькой косичкой, заложенной на затылке, вяжет чулок, быстро-быстро двигая спицами.

      Лишь только я появилась на пороге, как все тридцать девочек как по команде повернули ко мне свои белокурые, черненькие и рыжие головки. Тощая барышня с косыми глазами беспокойно завертелась на своем месте. Высокий господин с бородою, в очках, сидевший за отдельным столом на возвышении, пристальным взором окинул меня с головы до ног и произнес, обращаясь ко всему классу и глядя поверх очков:

      – Новенькая?

      И рыженькие, и черненькие, и беленькие девочки прокричали хором на разные голоса:

      – Новенькая, Василий Васильевич!

      – Иконина-вторая!

      – Сестра Юлии Икониной.

      – Вчера только приехала из Рыбинска.

      – Из Костромы!

      – Из Ярославля!

      – Из Иерусалима!

      – Из Южной Америки!

      – Молчать! – кричала, надрываясь, тощая барышня в синем платье.

      Учитель, которого дети называли Василием Васильевичем, зажал уши, потом разжал их и спросил:

      – А кто из вас может сказать, когда благовоспитанные девицы бывают курицами?

      – Когда они кудахчут! – бойко ответила с передней скамейки розовенькая белокурая девочка с веселыми глазками и вздернутым путовицеобразным носиком.

      – Именно-с, – ответил учитель, – и я прошу оставить ваше кудахтанье по этому случаю. Новенькая, – обратился он ко мне, – вы сестра или кузина Икониной?

      «Кузина», – хотела ответить я, но в эту минуту с одной из ближайших скамеек поднялась бледная Жюли и произнесла сухо:

      – Я, Василий Васильевич, не хочу считать ее ни сестрой, ни кузиной.

      – Это почему же? Почему такая немилость? – изумился тот.

      – Потому что она лгунья и драчунья! – крикнула со своего места белокурая девочка с веселыми глазками.

      – А вы почем знаете, Соболева? – перевел на нее глаза учитель.

      – Мне Иконина говорила. И всему классу говорила то же, – бойко отвечала живая Соболева.

      – Недурно! – усмехнулся учитель. – Хорошо же вы отрекомендовали кузину, Иконина. Нечего сказать! Откровенно! Да я бы на вашем месте, если бы это и было так, скрыл от подруг, что у вас кузина драчунья, а вы точно хвастаетесь этим. Стыдно выносить сор из избы! И потом… Странно, но эта худенькая девочка в траурном платьице не имеет вида драчуньи. Так ли я говорю, а, Иконина-вторая?

      Вопрос был обращен прямо ко мне. Я знала, что мне надо было ответить, и не могла. В странном смущении стояла я у дверей класса, упорно смотря в пол.

      – Ну, хорошо, хорошо. Не смущайтесь! – ласковым голосом обратился ко мне учитель. – Садитесь на место и пишите диктовку… Жебелева, дайте тетрадку и перо новенькой. Она сядет с вами, – скомандовал учитель.

      При этих словах с соседней скамейки поднялась черненькая, как мушка, девочка с маленькими глазами и тоненькой