Записки маленькой гимназистки. Записки институтки. Лидия Чарская

вдруг фыркнула, покраснела и в тот же миг повернулась ко мне спиной.

      Я поняла по этому движению девочки, что она сердится на меня за что-то, и решила оставить ее в покое.

      Глава шестая

      Горбунья. – Новый враг

      Когда мы вошли в столовую, над длинным обеденным столом горела люстра, ярко освещая комнату.

      Вся семья уже сидела за обедом.

      Тетя Нелли указала мне место около Матильды Францевны, которая, таким образом, очутилась между мною и Ниночкой, приютившейся около матери. Напротив нас сидели дядя Мишель и оба мальчика.

      Подле меня оказался еще один незанятый прибор. Этот прибор невольно привлек мое внимание.

      «Разве в семье Икониных есть еще кто-нибудь?» – подумала я.

      И как бы в подтверждение моих мыслей дядя взглянул на пустой прибор недовольными глазами и спросил у тети:

      – Опять наказана? Да?

      – Должно быть! – пожала та плечами.

      Дядя хотел еще спросить что-то, но не успел, потому что как раз в это время в передней прозвенел такой оглушительный звонок, что тетя Нелли невольно зажала себе уши, а Матильда Францевна на целые пол-аршина11 подпрыгнула на стуле.

      – Отвратительная девчонка! Сколько раз ей сказано не трезвонить так! – произнесла тетя сердитым голосом и обернулась к дверям.

      Я посмотрела туда же. На пороге столовой стояла маленькая безобразная фигурка с приподнятыми плечами и длинным бледным лицом. Лицо было такое же безобразное, как и фигурка. Длинный крючковатый нос, тонкие бледные губы, нездоровый цвет кожи и густые черные брови на низком, упрямом лбу. Единственно, что было красиво в этом недетски суровом и недобром старообразном личике, – так это одни глаза. Большие, черные, умные и проницательные, они горели, как два драгоценных камня, и сверкали, как звезды, на худеньком бледном лице.

      Когда девочка повернулась немного, я тотчас заметила огромный горб за ее плечами.

      Бедная, бедная девочка! Так вот почему у нее такое измученное бледное личико, такая жалкая обезображенная фигурка!

      Мне стало до слез жалко ее. Покойная мамочка учила меня постоянно любить и жалеть калек, обиженных судьбою. Но, очевидно, никто, кроме меня, не жалел маленькую горбунью. По крайней мере, Матильда Францевна окинула ее с головы до ног сердитым взглядом и спросила, ехидно поджимая свои синие губы:

      – Опять изволили быть наказаны?

      А тетя Нелли вскользь взглянула на горбунью и бросила мимоходом:

      – Сегодня опять без пирожного. И в последний раз запрещаю тебе так трезвонить. Нечего на ни в чем не повинных вещах показывать свой прелестный характер. Когда-нибудь оборвешь звонок. Злючка!

      Я взглянула на горбунью. Я была уверена, что она покраснеет, смутится, что на глаза ее набегут слезы. Но ничуть не бывало! Она с самым равнодушным видом подошла к матери и поцеловала у нее руку, потом направилась к отцу и чмокнула его кое-как в щеку. С братьями, сестрой и гувернанткой она

11

Старорусская единица измерения длины, примерно 70 см.