Пустоши. Павел Чибряков

появился, как положено; правда, в нём было больше «практического», и очень мало визуального.

      Нет, у него были личные понятия о женской красоте и некоторые предпочтения в женских «сложениях», но он никогда не сосредотачивался на созерцательности. А тут – на тебе! Чуть ли не начал возбуждаться. Может ты ещё бинокль купишь, чтобы вечерами заглядывать в окна и…?!

      Криво усмехнувшись, он встал с дивана и вышел на небольшой балкон. В продолжение своих насмешливых мыслей он осмотрелся, прикидывая, во сколько окон он мог бы заглянуть. Получалось немало. И это притом, что он жил на третьем этаже. С пятого, наверняка, обзор был ещё больше.

      – — – —

      Он, конечно, не знал, что как раз из окна пятого этажа Кирилл, четырнадцатилетний пацан, увлечённо разглядывает в бинокль моющую окно Зину, старшую сестру Светки Пальцевой – его одноклассницы. Здорово! Больше всего его привлекали большие ягодицы, плотно обтягиваемые чёрной тонкой тканью трико; особенно, когда она поднимала ногу на подоконник или наклонялась к тазику, чтобы сполоснуть тряпку, и ткань натягивалась так, что проступали резинки трусов на краях ягодиц. Они казались сейчас на удивление большими, хотя когда он встречал её во дворе, они не выглядели такими уж объёмными. Нет, конечно, и титьки у неё были классными – вон как болтаются под майкой, – но они были за свободно висящей тканью, а задница была плотно обтянута.

      Посмотрев, как Зина домыла окно, легко спрыгнула на пол, закрыла фрамуги и исчезла в глубине комнаты, Кирилл как бы вернулся в реальность, положил бинокль в ящик своего письменного стола и завалился на постель с неопределённой улыбкой. Ему было… просто здорово. Необъяснимо и неопределимо. Но кому нужны эти объяснения и определения?! Здорово – и всё тут.

      – — – — —

      Когда вымытое окно закрылось, дом снова стал неживым. Как будто, когда кто-нибудь появляется в открытом окне, проявляется частичка жизни, которую, обычно, скрывают стены, да и окна. Странно, но это не срабатывает, когда кто-нибудь выходит на балкон. Можно подумать, что в открытом окне есть что-то интимное. Глупо. И всё-таки, что-то в этом ощущается.

      Постояв ещё немного, Аркадий вернулся в комнату, оставив балконную дверь открытой. К этому времени диск уже кончился. Поразмыслив немного, Аркадий решил, что не хочет больше ничего слушать, и выключил аппаратуру. В тишине тоже было что-то приятное. Правда, к абсолютной тишине, от которой появляется ощущение заложенных ушей, это не относится. Но городская дневная тишина, даже в относительно спокойных районах, или в домах, стоящих внутри кварталов, все равно наполнена отголосками человеческих действий. И даже если окна выходят во двор, закрытый с четырёх сторон домами и «сообщающимся» с внешним миром только посредством двух нешироких арок, все равно слышится что-то неопределённое. И это не так уж плохо.

      В этой тишине Аркадий бесцельно