Голубые огни Йокогамы. Николас Обрегон

посмотрел на его ботинки. Они походили на блестящие баклажаны.

      – Делая добро, да не предадимся унынию…

      Господин Иесуги следил, чтобы все дети стояли на коленях как положено: спина прямая, руки вместе, – поправлял тех, кто портил картину.

      – Ибо в свое время пожнем, если не ослабеем, – последнее слово он произнес с нескрываемым отвращением. – Послание к галатам, глава 6, стих 9.

      Шаги господина Иесуги замерли рядом с Косуке. Он опустил ладонь ему на голову.

      – Мальчики мои, – произнес он, издавая радостный вздох, – посмотрите в окно!

      Все головы обратились к окну.

      – Взгляните, как щедро одарил нас Господь. Запомните эти слова, мальчики: «И власть и слава наши парят меж небом и землей, как облака, шатры светила»¹¹.

      Засвистел холодный ветер, и деревянные стены часовни застонали.

      Косуке вообразил, как на них сверху смотрит ветер.

      Рисованный домик-коробок посреди заснеженной травы, окруженный голыми деревьями.

      – И ПОМНИТЕ! – Он улыбнулся Христу на витраже. – Здесь мы все сообщны. Мы сообщны, а потому возрадуемся. Ибо кто наслаждается одиночеством – тот либо дикий зверь, либо божество. Аристотель.

      Господин Иесуги взирал поверх аккуратно стриженных голов коленопреклоненных детей, безмолвных и неподвижных, словно камни на дне колодца.

*

      По ночам Косуке плакал.

      Мальчики привыкли не обращать внимания на его слезы и зажимали уши.

      Поэтому Косуке удивило, когда однажды, спустя несколько дней после его прибытия сюда, сверху свесились две ноги.

      Мальчик по имени Кеи спрыгнул на пол, приземлившись неслышно, как кошка.

      Косуке замер, по-прежнему стараясь заглушить свои всхлипы подушкой.

      Кеи похлопал по его одеялу, но Косуке отвернулся лицом к стене.

      Он почувствовал на плечах теплое объятье.

      Постарался высвободиться, но Кеи не позволил ему, он был сильнее.

      – Ч-ч!

      Косуке подчинился. Сделав глубокий вдох, он принялся считать про себя до трех.

      Потом до двух.

      И напряжение спало.

      Глава 10

      Большая белая акула

      Ивата почувствовал, что не может дышать носом.

      Он открыл глаза.

      Больничная палата.

      Где это я?

      Посмотрев вниз, он обнаружил на своем запястье ярлык с номером: Больница Университета Тиба.

      На подоконнике – засохшие головки давно истлевших цветов. Снаружи темной змеей течет на восток канал. На улице дождь.

      – Доброе утро, инспектор.

      Напротив его кровати сидела обложенная бумагами Сакаи.

      – И давно я здесь?

      – Сутки. Потеря крови. Вывих лодыжки. Ушиб носа. Швы уже наложили, тебе идет. Не хочешь рассказать, как тебя угораздило?

      – Черную «хонду» нашли?

      – Ни следа.

      Ивата уловил двусмысленность за ее словами.

      – Что, Сакаи?

      – Новое убийство.

      – Это он?

      – Похоже на то.

      Ивата спустил ноги на пол. Голова раскалывалась от боли. Лодыжка казалась

11

Строки из пьесы «Ришелье» английского писателя и драматурга Э. Бульвер-Литтона (1803–1873).