Рассказы, воспоминания, очерки. Марк Львовский

его вдруг становятся круглыми:

      – А русскую литературу вы будете там читать?

      – Постараюсь, – растерянно отвечаю ему.

      – Как можно без русской литературы?.. А мне сейчас так тяжко, так муторно: должен рассказывать студентам о «Бесах» Достоевского. Вы читали, разумеется?

      Глаза его стали такими строгими, что я вздрогнул. Не сомневаясь в ответе, он продолжал:

      – Рассказывать… Да не рассказывать, а выворачивать себе язык… поганить совесть свою ложью…

      И добавлял с тоской:

      – Черт бы побрал этих студентов… Дались им эти «Бесы»! («Бесов» ставить студентам так и не разрешили).

      И вдруг, озираясь, прошептал:

      – Знаете, я совершенно уверен, что Ленин не читал «Бесов», иначе… Вы меня понимаете?

      И после паузы:

      – Да, что там говорить, я боюсь сказать студентам, что Чехов ненавидел русских интеллигентов, презирал их, понимал, что именно они доведут Россию до точки…

      И, сгорбленный, отправился готовить мне кофе…

***

      …Профессор Эйземан. Упитанный, хитрющий. Блестящий знаток Вахтанговского театра, отличный педагог, весельчак, острослов, большой любитель женского пола, язвительнейший критик, всегда задолго раньше ветра знающий, куда тот изволит подуть.

      Халтурю у него дома. Профессор в отличном расположении духа:

      – Голубчик, я тебя угощу сейчас таким анекдотом! Слушай! Разговаривают два грузина (переходит на утрированный грузинский акцент):

      – Гиви, дорогой, что такой печальный?

      – Не понимаю, что происходит… Маме её купил «Мерседес», папу устроил в министерство, брата – в посольство, сестру выдал за народного судью—миллионера, ей купил четвертый по величине в мире бриллиант, третий раз вожу её на пароходе «Шота Руставели» вокруг света в каюте «Люкс», а она не отдаётся!

      – Что ты говоришь? И чем мотивирует?

      Он радостно хохочет. Я молчу.

      – Дойдет! Дойдет! – кричит он. – Гениальная же штука!

      Это из тех «театральных» анекдотов, которые смешны не блистательной остротой в конце его, а той обыденностью, которая равна абсурду. Представьте себе как следует ситуацию, и это интеллигентное «чем мотивирует» в устах дельца—грузина, и воистину непонятная мотивация упрямой девицы, и вам станет смешно. И даже очень. Меня анекдот «взял» в конце работы, и я потом похохатывал до отхода ко сну. А профессор не унимался:

      – Ты Гриценко помнишь? Ох, это был актёрище! Но пил жутко. Играл он однажды в какойто хреновине знатного комбайнера, коммуниста, отличного семьянина и притом знатока Ленина, Маркса и Канта, коих читал, разумеется, в подлиннике. И была там сцена, – профессор засмеялся булькающим смехом, – в которой этот герой после пахоты должен произнести гневный монолог в лицо председателю: что—то там не то пахать его заставили. Очень, знаешь, интересная тема. А наш Коля Гриценко – да будет