Хуторяне, год 2416. Эпизоды 1-14. Сергей Дмитриевич Чефранов

новости. А там большими буквами на весь экран: "Тихое воскресенье".

      – Ах вот оно что, а мы-то забыли. Воскресенье сегодня же. Второе в августе. Выборы! – воскликнула Марья Моревна.

      – Плохо, – сказал Батя.

      В горницу вошла Василиса, поцеловала Батю в колючую щеку. За ней вошел Иван, поклонился всем, а у Марьи Моревны подхватил из рук пустой поднос, протянул его за дверь, там его перехватили ловкие лапки подавальщицы и отправили на кухню.

      Батя пододвинул к себе стакан. Кофейные чашки он игнорировал как всех маломерок.

      – А солнца-то все нет, – сказал старичок Прохор, озираясь на окно.

      – Какое тебе сегодня солнце, – ответил Батя. Посмотри, там, наверное, выборщики тень наводят.

      Все бросились к окну, кроме Бати.

      И правда. На горизонте, там, где обычно в такое хорошее утро вовсю сияло свет-солнышко, над лесом висел огромный вытянутый пузырь выборщиков – серый аэростат с красными буквами по всей длине: "Выборы! Выборы! Выборы!"

      Он и загораживал всходящее солнце.

      Старичок Прохор просеменил к сундуку в углу, достал из под скрипучей крышки фаянсовый лупоглаз с деревянной ручкой, вернулся к окну.

      В круглом донышке лупоглаза был виден только кусок обшивки с красным углом какой-то буквы.

      – Да опусти ты пониже, бестолочь, – сказала Марья Моревна и дернула Прохора за воротник.

      Старичок Прохор опустил лупоглаз пониже, и стал виден желтый ящик на серебряном тросе.

      – Поднимают урну-то. Закончили у Данилы-мастера, – сказал Иван.

      – Поднимают, точно. К полудню до нас доберутся, – подтвердил старичок Прохор.

      – Ну и пусть добираются. Попутного им ветра, – сказала Марья Моревна. – А теперь прошу к столу, кофий, чай, еще не остыл.

      – К полудню у нас будут, – повторила Василиса специально для Бати, садясь рядом с ним.

      – Хорошо, – сказал Батя, – и отхлебнул из стакана в резном серебряном подстаканнике.

      С полчаса пили кофе. Решили делам особенно не предаваться, готовится к выборам.

      – Мне все равно кто, лишь бы не марсианин, – сказал старичок Прохор.

      – Плохо, – сказал Батя. – А то и хорошо.

      – Что плохо? – встрепенулся Прохор.

      – Что все равно, – ответил Батя.

      – А что хорошо? – спросила Василиса, подливая отцу горячего кофе.

      – Что не марсианин, – ответил Батя.

      – А хоть и марсианин. Они красивые, – сказала Василиса.

      – И головастые. У них из-за того, что сила тяжести меньше, мозг лучше работает, – поддержал Василису Иван.

      – Вот у них, кто силы тяжести-то нашей – настоящей, не знает, фантазии, сумасбродства всякие и начинаются, – вступился за своих старичок Прохор.

      Марья Моревна сама в спор не вмешивалась, зорко следила, не закончились ли ватрушки и пироги на столе.

      В прихожей затопали, загремели крышкой бадьи с живой водой. Дверь раскрылась и в горницу вошел Джон, поздоровался со всеми.

      – Я щуке карасика бросил. Ест она карасиков?

      – Да ты что,