В чужой игре. Николай Александрович Старинщиков

и ноги у Вовочки двинулись в разные стороны. Кочан попытался устоять, но тут же упал задом в песок. Машина продолжала работать, ноги у Вовочки тихо двигались в разные стороны.

      До Садовского дошло: на шпагат хотят посадить! И крикнул:

      – Хрен вам на глупую морду!

      – Это он сгоряча, – пояснял Григорий Олегович.

      Вовочка внутренне ликовал: не получится у ментов подавить его волю.

      Машина остановилась, потом вновь пошла, и почти сразу же Вовочка взвыл. Он верещал, как сорока на колу, изо всех сил пытаясь изменить положение тела, но это не удавалось, и ноги неумолимо расходились в разные стороны.

      Казалось, еще секунда, и трепещущая развилка треснет вдоль задницы, как лопается чурка при ударе колуном.

      О боже! Машина остановилась, но и назад не движется. Еще миг, и Вовочка просто скончается. Боль вселилась у самой развилки тела. Еще немного, и наступит конец. Это несовместимо с жизнью.

      Двигатель заглох. Слава тебе, господи! Но сил всё равно нет у Вовочки.

      – Что с ним делать? – спросил чей-то голос. Кажется, это был водитель.

      – А давай его утопим. Все равно мы его порвем на части… – предложил чей-то голос.

      – Не возражаю, – согласился Подшивалов. – Для гадов одна дорога…

      Возле уха клацнул затвор. Вовочка сжался, и тут в него выстрелили. Так быстро, что некогда было думать. Садовский понял, что умирает, потому что в голове звенело. Странно, конечно, потому что, кроме звона, он слышал голоса:

      – Мазила! Дай я…

      И Садовский сдался. Однако он не получил облегчения – ноги оставались в прежнем положении.

      – Не надо! – кричал он дурным голосом. – Я расскажу! Можете меня убить, но сначала отпустите. Отпустите сейчас же, иначе скончаюсь! Сейчас я помру!..

      От страха и боли у него лязгали зубы, а голос казался чужим. Вовочка не узнавал себя и ничего уже не мог поделать. Он треснул до самой головы через заднюю часть, хотя никогда в это не верил.

      – Я расколюсь! Честное слово, дядя Гриша. Вези меня обратно, на Петровку. Умоляю…

      – А где это находится? – прикинулся Подшивалов. – Петровка какая-то. Мы разве в Москве?

      – Ну, эта… Врача Михайлова, которая. В мусарню, короче, вези… быстрее…

      – Так ты уже мертвый. Списали тебя… – куражился Подшивалов. И, обращаясь к другим сотрудникам, предложил: – Разорвем его на части и выбросим в реку – хоть толк будет для природы.

      Вовочка продолжал просить о пощаде. Лицо вымокло. Как на грех, текли сразу сопли и слезы. Вовочка давился ими взахлеб. Только бы отпустили.

      – Может, поверим? – осторожно подал голос водитель. – Пока соплями не изошел…

      Дядя Гриша, вероятно, сделал отмашку, потому что машина вновь завелась и пошла в обратном направлении.

      Мешок с Садовского сняли.

      – Ну, как тебе королевский шпагат? – спросил водитель. – Говорят, помогает от мигрени…

      Вовочка был подавлен. Он подпишет все, только бы вновь не пытали.

      Однако оперативники пока не торопились из леса. Вовочке