Все шансы и еще один. Кристина Арноти

сказала Эвелина. – Мне даже кажется, что это – одно из важнейших его качеств.

      – Плевать он хотел на мои переживания, – воскликнул Лоран. – Всегда есть лучший друг, которому говорят доверительные вещи. У него должен быть свой.

      – Нет. У этого человека нет друзей. А если и есть друзья, он не делится с ними откровениями. Я уверена, что это – человек абсолютно честный.

      – Он ничем не рискует, – сказал Лоран. – Он вдовец, значит, свободен. Делает что хочет.

      – Не так уж он использует свое положение вдовца, – сказала Эвелина. – Но он, конечно, предпочел бы избежать нездоровую рекламу, которая связала бы его с дочерью международного капиталиста, с женой диссидента его партии. Он слишком связан с левыми.

      – Мне надо было знать все это?

      – Ничто не было предусмотрено. Просто сегодня пришел момент поговорить откровенно.

      Он посмотрел на нее, как посмотрела бы Красная Шапочка, будь она поумнее, чем в сказке, на волка, переодетого в бабушку. Эвелина, гладкая и красивая, выдержала этот взгляд. У нее были большие, элегантные руки, «чтобы лучше держать ракетку, дитя мое». Она дышала здоровьем, подвижностью. Приучившись к автомобильным ралли, она коллекционировала трофеи, а когда организовывались соревнования по плаванию кролем, плавала как дельфин. Воспитанная в бесшумном мире денег, она чувствовала себя уверенно в политических кругах и была бы главным козырем в избирательной кампании. Блестящая хозяйка дома, она преклонялась перед протоколом и посвящала много времени и сил также общественным делам. Помогала бедствующим семьям и организовывала у себя завтраки для бедных детей. Даже провела месяц на корабле, где занималась проблемами беженцев и эмигрантов, покидающих страну на подвернувшемся судне, в том числе направлявшемся во Францию. Во время их кампании возле Ардеша, колонизированного ее отцом, она присоединилась к команде молодых добровольцев, решивших реставрировать старую римскую церковь. Она одна стоила не менее пятидесяти тысяч голосов.

      – А человек с лошадьми? – спросил он, стараясь избежать всего, что могло быть воспринято как ирония. – Что он тебе дает?

      – Свое время…

      – Ты вышла на рантье.

      – Вовсе нет. Есть активные люди, умеющие жить, швейцарцы, англичане, некоторые французы, переселившиеся в другие страны.

      – Я бы тоже хотел иметь свободное время, – сказал он. – Время – проблема материальная.

      – Он предлагает мне более гуманную жизнь, чем наша.

      Лоран стал возражать:

      – Ты не можешь сравнивать. Политика требует особого ритма жизни. Это постоянное рабство, особая дисциплина. Это очень подходило тебе.

      – Это могло бы мне подойти, – сказала она, – если бы, кроме нашей, так называемой «бригадной» жизни, у нас была бы любовная жизнь!

      – А черт, – сказал он негромко.

      Это восклицание было не только грубостью, но и сконцентрированным резюме положения. Эти женщины, видимо, не могут понять, что в некоторые моменты они должны стать