Все шансы и еще один. Кристина Арноти

сторон украшенный скульптурными изображениями львиных голов. Такой музейный предмет подарил Моро молодой паре, значит, Эвелине. Он ясно почувствовал желание все бросить и опять остаться одному, свободным от всех обязательств, в трехкомнатной квартире с кухней и ванной, в Периньяне, если можно, в этом городе, где много солнца и умных людей. Вновь одеваться в готовое платье и подсчитывать километраж, чтобы экономить на бензине. Стать местным мастером идеологии, где налог на капитал не будет рассматриваться как нарушение прав тестя, а экология в высших сферах не будет считаться интеллектуальной роскошью.

      – Пока не забыла, хочу сказать, что папа хотел бы аннулировать также наше церковное бракосочетание…

      Он улыбнулся.

      – С каких пор он стал таким строгим?

      – Это его дело.

      – А по какой причине? Неупотребление, наверно?

      – Наши адвокаты найдут необходимые аргументы, – ответила она. – Кажется, все сказали.

      Он чуть не пожал руку своей жене. Такой глупо машинальный жест.

      – Ты не в предвыборной командировке, дорогуша. Еще нет. Поцелуешь меня все же?

      Он нацелился на щеку, она подставила губы. Слабая, последняя провокация, один из тех женских позывов, которые смущают. Расстаются на всю жизнь, а они предлагают себя, чтобы попытаться вырвать последнюю победу. Или последнюю уступку. Он чуточку коснулся губ Эвелины.

      Она на несколько секунд побыла очень близкой к нему.

      – У нас были прекрасные минуты, – сказала она.

      – Это верно, – сказал он.

      Потом он отошел и направился к себе. Он должен был бы получше среагировать, более эффективным способом. Взять их, как говорят эти жадные женщины, «грубо». Улюлюкающий Тарзан, качающийся на лиане и брошенный в ее кровать… Очень грубо с ней расправиться, почти изнасиловать, чтобы получить собственное удовольствие. Оставить на ее очень белой коже легкие синяки, которые она потом будет всем показывать как ранения в боях, как награды. Он должен был сделать ей больно с постоянным вопросом «ты меня чувствуешь?». И наконец, услышать: «Остановись, я больше не могу». Ключевая фраза для освобождения мужчины. «Хочу, чтобы ты радовалась еще и еще», – сказал бы он, конечно хрипловатым голосом. Писарь подробнейшим образом записал бы: «Оргазм № 1 засвидетельствован, оргазм № 2 произошел, оргазм № 3… Я жду, сударь! Она еще ничего не сказала…» И потом, внезапно: «Вы сделали? Браво! Оргазм № 3 зарегистрирован». Установить констатацию наслаждения и объявить это на двери комнаты. Наложение ареста на супружеское счастье.

      Можно предположить, что он заставил бы Эвелину рыдать от наслаждения и сказал бы ей матерым голосом, что он тоже был удовлетворен. И, как противный лицемер, добавил бы: «Твое наслаждение – праздник для меня». Потом, выдержав долгую паузу, осторожно добавил бы, чтобы дать себе время для отдыха: «Отдохни, дорогая. Ты должна восполнить силы». Восполнить? Они никогда не устают, никогда.

      Через расстегнутую ширинку в пижаме он увидел свой скрюченный член. Таким изнасиловать кого-нибудь невозможно.