Нефертити. Мишель Моран

случае пусть они сменяют друг друга на веслах.

      – В дневную жару люди могут и умереть. И обойдется это дорого…

      – Все должно быть исполнено любой ценой! – выкрикнул Аменхотеп.

      Шум и суета во дворе моментально стихли. Аменхотеп знал, что глаза всех присутствующих устремлены на него, и кровь прилила к его щекам. Он шагнул к Хоремхебу, на лице которого не дрогнул ни один мускул.

      – Ты ставишь под сомнение волю фараона? – угрожающим тоном спросил он.

      Хоремхеб без страха встретил его свирепый взгляд.

      – Никогда, ваше величество.

      Аменхотеп опасно прищурился.

      – Это все? – спросил Хоремхеб.

      На мгновение мне показалось, что Аменхотеп не ответит. Но он все-таки ответил:

      – Все.

      Военачальник решительным шагом направился к своим людям, а Аменхотеп зашагал в противоположном направлении. Нефертити посмотрела на мою мать, а потом перевела взгляд на меня.

      – Что случилось?

      – Аменхотеп рассердился на военачальника, – сказала я. – Мы будем двигаться к Мемфису без остановок. А тот возразил, что люди могут начать гибнуть от жары.

      – В таком случае пусть меняются на веслах, – отозвалась Нефертити, и мы с матерью обменялись многозначительными взглядами.

      Праздник Прощания перед нашим отбытием в Мемфис устроен не был. Солнце все выше карабкалось по небосклону, и время нашего отплытия приближалось. Во дворе появился Панахеси, и мы с сестрой увидели, как он что-то прошептал Аменхотепу на ухо. Они стояли рядом в самом дальнем углу, вдали от шума и суеты, криков осликов и перебранки слуг. Нефертити зашагала через двор, потянув меня за собой, и Панахеси приветствовал ее поклоном и поспешно ретировался.

      – Что он хотел? – недоверчиво спросила Нефертити.

      Аменхотеп, явно испытывая неловкость, переступал с ноги на ногу:

      – Паланкин.

      Моя сестра отреагировала стремительно:

      – Для Кии?

      – Она беременна. Ей понадобятся шесть носильщиков. Нефертити крепко сжала мою руку:

      – Она что, так растолстела, что ее должны нести шестеро мужчин?

      Кровь прилила у меня к щекам – она повысила голос на царя Египта.

      – Я должен разместить Панахеси…

      – Так кого в нем понесут, ее саму или Панахеси? Шесть слуг полагаются только царице! Или она уже стала ею? А я получила отставку?

      Я почувствовала, как во дворе вновь воцарилась тишина, и краем глаза заметила военачальника Нахтмина.

      – Я… Я скажу Панахеси, что она может рассчитывать только на пятерых носильщиков, – запинаясь, пробормотал Аменхотеп.

      Я ахнула, но Нефертити лишь кивнула в ответ, глядя, как удаляется Аменхотеп, дабы сообщить Панахеси, что его дочери отныне полагается меньшее количество носильщиков. После ухода молодого фараона к нам небрежной походкой, лавируя среди всеобщей суеты, подошел Нахтмин.

      – Я пришел проститься с царицей Египта, – заявил он, –