Слуга. Николай Александрович Старинщиков

же ты?

      – Слышу, щелкает за дверью, шипит, а открыть не могу. Оделась. Плеснула из бака на себя воды, топор в руки – и к раме. Еле выскочила…

      Мать заплакала.

      – Садись, – велел сын. – Сейчас же уезжаем.

      – Да ты что! Куда я с тобой! А здесь глава обещал. Комнатку… Как сгоревшей…

      – Глава?

      – Они думали обоих сжечь, а получилось, что ты уехал. Бог отвел…

      – Иванов не зря вчера приходил…

      – Его я не видела пока что. Вообще никого из полиции не было – одни пожарники. Сказали, полиции делать нечего на пожарах. Выскочила – и будь рада…

      В воротах показалась тетка Матрена. Лицо припухло от слез.

      – Сидим, плачем вдвоем…

      Она прижалась к Михалычу.

      – Собирайся, – сказал тот, отвернувшись к реке.

      Но мать стояла на своем. Не поеду… Ты будешь гоняться, а я трястись по ночам. Здесь тем более вся родня у меня.

      – А разве я тебе не родня?

      – Ты приедешь, навестишь когда. Они – нет…

      Мать обернулась к тополям, раскинула руки. Она никуда не поедет, потому что здесь вся ее жизнь. Тем более что обещали дать… Завтра… Начальство…

      – Оставайся… Я к Иванову.

      – Ищут, говорят, какого-то шпиона. Лешим прикидывается, людей в лес заманивает.

      – Чушь…

      – Как же ты, сынок? На машине…

      – Приходится…

      – Потихоньку бы ты. С богом. Как-нибудь…

      Она крестила Михалыча со спины – тот видел боковым зрением.

      В дежурной части, несмотря на поздний час, сидели пятеро полицейских. Заметив Кожемякина, они вытянулись и отдали честь. Михалыч проскочил мимо, едва ответив на приветствие.

      Иванов был у себя в кабинете, говорил по телефону. Увидев полковника, он встал из-за стола и, не прекращая разговора, протянул руку, поздоровался, указал на стул. Михалыч садиться не стал, подошел к окну. Потолок и стены в кабинете выбелены известкой. Пыли здесь будет много, если начнут стрелять. За пазухой висел «горбатый». Если что, ребята лягут под огнем героями – это уж точно. А полковник станет преступником, изгоем. Но сдаваться он не намерен.

      Иванов присел, опустил голову. Михалыч прижался задом к подоконнику.

      – Горим… – Иванов поднял голову. – Женщина, у которой вы ночевали…

      – Это мать моя.

      – Серьезно?

      Глаза у Иванова метнулись к двери. Он мог совершить непоправимое.

      – Даже не думай. – Михалыч шевельнулся. – Ляжет вся бригада. – Он вынул из-за пазухи «горбатого» и осторожно, будто тот был хрустальный, положил на подоконник. – А теперь слушай. Я не тот, за кого ты меня принимаешь. И сейчас я тебе докажу. Вот моё настоящее удостоверение.

      Вынув из кармана красную корку, Михалыч положил ее на стол. Иванов протянул руку, открыл. И что? Полковник Кожемякин… МВД Российской Федерации…

      – А теперь позвони и спроси, как здоровье Сергея Абрамыча? Последнее слово произнеси именно так, как я тебе его произнес.