Слуга. Николай Александрович Старинщиков

будет только завтра, – догадалась сменщица. – Она говорила о вас.

      Она улыбнулась, показав два ряда ровных зубов.

      – Значит, завтра…

      – Выходит, что так. Но я предупреждена… – Она сомкнула губы, словно растягивая удовольствие. – Я должна вас поместить в номере без оплаты. Так просили…

      – Кто просил?

      Старуха опять улыбнулась:

      – О ком же мы говорим-то! Простая, казалось бы, история – сделать даме предложение, но нет…

      Старуху понесло. Сейчас она вспомнит старые времена и героев-любовников.

      Михалыч шевельнул пальцами:

      – Я устал… Мне бы ключик…

      Женщина поднялась, открыла шкафчик с висевшими там ключами.

      – Вот!

      Подав ключ, она отвернулась. Она исполнила долг. Больше ее ничто не интересует.

      Михалыч отправился в комнату, быстро разделся и лег в кровать, несмотря на притязания голодного желудка. Он твердо знал, что желудок непременно успокоится. Лучше спать голодным, чем бегать в поисках пищи с опухшей от бессонницы головой.

      Проснулся в четвертом часу дня. За это время никто не беспокоил. Было бы слышно, если бы в коридоре кто-то шумел. Бритье и умывание заняли минут сорок. С пистолетом под мышкой и деньгами в кармане, он вышел из гостиницы, направляясь к Миллионной улице – бывшей имени Ленина. Старое название возвратили в надежде на лучшие времена. От Миллионной теперь зависела судьба целой губернии. Повернул на Дворянскую (бывшую имени Кирова), опустился в погребок «У Яноша», заказал двойной шницель и принялся ждать, будучи абсолютно уверенным, что всё у полковника будет теперь хорошо. И что если вдруг кончатся деньги, то грабить награбленное – не такое постыдное дело: в интересах государства такое всегда допустимо.

      Вскоре кельнер поднес заказ и удалился. Зал был наполнен наполовину. Скрипач с пианистом исполняли заунывную мелодию. Рядом с ними, на возвышении, трудилась, виляя задом и держась за полированную трубу, стриптизерша. Трудилась – это слишком громко сказано: она даже не вспотела, слегка приседая и поднимая по очереди обнаженные ноги.

      Михалыч стал ужинать, поглядывая в сторону стриптизерши – у той вряд ли был муж, поскольку представить себя мужем при такой супруге просто невозможно. Кому нужна барышня со стальным инструментом меж ног…

      Но девица оказалась закаленная, и всё мельтешила – дикая лань с трепетными ноздрями. И била копытцами перед диким горным козлом. В этом мире лучше быть упертым бараном, чем благородным оленем…

      Шницели были прекрасны. К ним стопка водки была бы как раз. Но секундное замешательство тут же пропало – не для того прибыл в город полковник Кожемякин.

      Расправившись с пломбиром, заправленным ложкой варенья, он расплатился и вышел из погребка – ближе к свежему воздуху, подальше от млеющей девицы. И пошел в обратном направлении – к речному вокзалу, а оттуда – к набережной.

      У реки он остановился. Взгляд прыгал с одного предмета на другой, пересчитывая их количество.