Незримые фурии сердца. Джон Бойн

время отбоя. Интересно, Джулиан переоденется в пижаму в туалете или прямо здесь? Наверное, здесь. По нему не скажешь, что он застенчив.

      – Как оно тут вообще? – спросил Джулиан. – От скуки не сдохнешь?

      – Да нет. Ребята нормальные, священники-то, конечно, злые…

      – А чего ты хочешь? Ты встречал попа, который не желал бы показать тебе, где раки зимуют? Они же при этом кончают.

      Я аж задохнулся в смятенном восторге.

      – Вряд ли. До этого, наверное, не доходит. Просто их так учат в семинарии.

      – Да все они сексуально озабоченные. Пойми, трахаться им нельзя, а у них стояк, вот они и лупят мальчишек. Для них это предел наслаждения. Дурь, конечно. Я вот тоже сексуально озабочен, но я же понимаю, что битьем детей проблему не решишь.

      – А чем решишь? – спросил я.

      – Чем, чем – траханьем. – Джулиан пожал плечами, словно это само собой разумелось.

      – Ну да, – сказал я.

      – А ты не замечал, что ли? Вот когда в следующий раз поп тебя взгреет, ты глянь на его сутану – у него ж торчит, как мачта. А потом он бежит к себе и дрочит, мечтая о мальчиках. Попы к вам в душевую заглядывают?

      – Да. Проверяют, чтоб все мылись тщательно.

      – Черта лысого. – Джулиан смотрел на меня как на несмышленыша. – Их интересует совсем другое. В прежней школе один поп, отец Креминс его звали, хотел меня поцеловать, так я врезал ему по роже. Сломал нос. Кровищи натекло! Но потом он молчал в тряпочку, иначе я бы все рассказал. Он говорил, что на дверь налетел.

      – Мужские поцелуи! – Я нервно хохотнул, почесывая голову. – Вот уж не думал… надо же… зачем, когда есть…

      – Что с тобой, Сирил? Весь покраснел, бормочешь чего-то.

      – Похоже, я простыл, – сказал я, но тут, как назло, пустил петуха и оттого повторил нарочитым басом: – Простуда, похоже, начинается.

      – Смотри меня не зарази. – Джулиан положил на тумбочку зубную щетку, полотенце для лица и роман Э. Форстера «Говардс Энд». – Терпеть не могу болеть.

      Повисла долгая пауза, он как будто забыл обо мне.

      – Где ты учился раньше? – наконец спросил я.

      – В Блэкрок-колледже.

      – Но твой отец, по-моему, закончил Бельведер?

      – Верно. Он из тех выпускников, кто смакует воспоминания о былых победах на регбийном поле, однако помнит и все плохое, а потому не отдаст своего сына в ту же школу. Из Блэкрока он меня забрал после того, как мой учитель ирландского языка опубликовал в «Айриш таймс» стишок собственного сочинения, в котором подверг сомнению целомудрие принцессы Маргарет. Отец слышать не может худого слова о королевской семье. Хотя, говорят, принцесса Маргарет слаба на передок. Дескать, переспала с половиной лондонских мужиков и даже кое с кем из женщин. А что, очень может быть. Она телка видная. Не то что королева. Ты можешь представить, как ее величество насаживается на елдак принца Филиппа? Такое лишь в кошмарном сне привидится.

      Подобная откровенность меня ошеломила, и я попытался вырулить на какую-нибудь безопасную тему:

      – Я помню твоего отца. Однажды он ворвался на наш званый ужин и затеял драку с моим приемным отцом.

      – Твой