Страна расстрелянных подсолнухов. Григорий Жадько

Новиков. – Но возникла проблема, – она теперь не помещается в лифте.

      – Эстонцам рассказали анекдот про то, какие они тормоза, – говорил Гаврилов. – Они обиделись. Надулись. Правда, на следующий день.

      Наши лица светлели. Мы знакомились. Перекидывались на первый взгляд ничего не значащими фразами. Говорить о фронтовом братстве было конечно рано, но ребята присматривалась, друг к другу. Там впереди была война. Кто друг? На кого можно опереться?! Лучше если ты не один.

      Обидно. Июнь! Благодатная пора. Почему не осень!? Мы до отупения ходили строем по плацу и пели гимн Великой Украины. Потом неделя на комплектование и отправка. Все быстро, скоропостижно. Даже из автоматов толком на стрельбище пострелять не дали.

      – Не х*й патроны переводить! На сепарах потренируйтесь, – напутствовали преподаватели с толстыми мордами и наушниками на голове, из «западенцев».

      – Сидят жопой в тепле, пока рагули нэньку защищать должны! – горячился в курилке Нестор Захарук родом из Черновцов. – Неплохо бы их всех гамузом собрать, да туда! Почему не воюют, инструкторы… мать их? Не покажут пример!? Их, ссыкло хохляцкое, нэнька борщом кормила, а они хер на нее кладут! Нашли в нас заступников!!

      «Нестор Нестор. Так было всегда!»

      Отправили не всех, – нас троих, заводчан, Пашу Новикова, Димку Гаврилова и меня отобрали. Полковник Шпичук – толстый постоянно потеющий мужчина – лично ходил, опрашивал, кто что умеет. Ему мы понравились.

      – Чрезвычайная ситуация! Чрезвычайная ситуация! – через слово с трудом повторял Шпичук, ломая язык, и сморкался в несвежий платок размером в простыню.– Надо помочь в ликвидации последствий паводка.

      Мы упросили его присоединить к нам еще Моню Лопушинского – нормировщика 14-го цеха, бывшего одессита. Так создалась наша маленькая группа.

      – Было у мамы два сына, – самокритично говорил Лопушинский и улыбался обеззараживающей доброй улыбкой, – один умный, а второй – Моня!

      Человек, который может так пошутить над собой, вызывал невольное уважение.

      Утром, вчетвером, на черной Волге, которая была нагрета как душегубка, мы отправились в дачный кооператив «Синие дали». Багажник доверху набили консервами и сухпайками со склада. Полковник командовал погрузкой и махал пухлой ручкой:

      – Еще! Еще хлопцы.

      – Да рессоры выдержат ли?! – сомневались мы.

      – Они привычные. Выдержат, – успокаивал полковник и протирал лысину грязным платком.

      – Я вас умоляю, – трендел Моня, – он таки, правда, самый настоящий полковник? А я бы ему больше майора не дал. Хотя такой амбал, мог бы и работать.

      – Он не амбал. Просто у него живот на шестом месяце, – заметил я. – А это легкий труд по КЗОТу.

      – Кзоту-моту!? Не делайте мне беременную голову. Зачем я с вами согласился.

      – Один ты Дартаньян!? – улыбался я.

      – Разве я говорю, нет?!

      – Да. Только поздновато родился.

      ***

      Дорога