Страна расстрелянных подсолнухов. Григорий Жадько

не умеем делать нормально, все ввозим, даже отвертки и штопаные гандоны, а питаемся из гуманитарной помощи или вот этими помоями, – бухтел Димка Гаврилов, брезгливо тыкая вилкой в серую желеобразную массу.

      – Пижоним?! – язвил Новиков. – Может вам кофе в постель?

      – Лучше в чашку, – нашелся с ответом Диман.

      – А я бы навернул форшмак, – мечтательно закатил глаза Моня. – Сельдь, хлеб, яйца, лук, яблоко, сливочное масло и все через мясорубку, в столовом уксусе.

      – Прекрати издеваться! – бросил я ему.

      – Да! – не унимался он. – Фирменная одесская холодная закуска: две селедки, ломтик черного хлеба, два крутых яйца, одно яблоко сорта «Антоновка», сто граммов сливочного масла, одна столовая ложка растительного масла, одна луковица…

      – Сейчас получишь! Представитель избранного народа!! – тоже не выдержал Гаврилов и показал ему увесистый кулак.

      – Уже молчу. Молчу. Помечтать не дадут, – притих Моня, и глаза его потухли. Мыслями он был далеко. Наверно дома на Рымарской. Это была одна из самых таинственных улиц города, под которой находились подземные туннели – мечта экстремалов и диггеров. Я был у Мони в доме, но лишь у подъезда. Приглашать в квартиру меня как-то не решились. Может у евреев, это вообще не было принято.

      Десять дней мы работали как проклятые: рыли канавы, откачивали дренажными насосами воду, ремонтировали полотно дороги. Старенькие Мазы, обдавая копотью изношенных моторов, сыпали гранитные камни, которые везли с Михайловского карьера, бульдозер Т-150 разравнивал, вдавливал их в мягкий грунт, – а мы убирали в сторону особенно большие глыбы, которые невозможно было утопить гусеницами. Даже восьмитонная махина трактора не справлялась, … но не солдаты.

      Моня, не смотря, на то, что был невелик ростом, старался больше всех и командовал нами, когда мы выворачивали камни в раскачку из мокрого грунта.

      – Ать! Два! Взяли! Работайте хорошо, и будете иметь бледный вид и розовые щечки. Ать два! Взяли! Да, они наняли кучу больных. Я промолчу за больного на всю голову Рому, и этого Гаврилова – явную находку для дурдома.

      – Ты не командуй, а тяни! – зло таращил глаза Гаврилов.

      – Я вас умоляю! Как можно так себя не щадить. Эти ребяты дружно хотят попасть в Валиховский переулок, где займут мраморные диваны временного проката, и уж там будут вести себя гораздо скромнее.

      – И что у вас там в переулке?

      – Да морг в Одессе, что ж еще.

      – Умник! Иди сам там место занимай.

      На восстановленном мосту, я почти неделю, варил перила, делал железные съезды, и получалось неплохо, так как работа была привычная. В инициативном порядке, сделал поверху ажурные завитушки и украсил балясины простыми волютами. Фотки своего творения я посылал домой. Но пересылать по Интернету «быстрому» как мысль пьяного эстонца было очень затруднительно.

      – Таки да! Ты хочешь сделать радость нашему полковнику, –