Страна расстрелянных подсолнухов. Григорий Жадько

понимали, но говорить об этом, было не принято. Крым сливали по-тихому.

      Лучше не вспоминать о нем. Как сейчас стоит в глазах: чопорная набережная Ялты, милый курносый нос Наташки Клинцевич, изрезанные бухты Севастополя, Алушта, Коктебель, походы с рюкзаком и палатками в Планерское – все было исхожено, все было в памяти и родное. И вот отрезали. Обидно, но шансы без большой крови – там были мизерны. А крови я не хотел и поэтому смирился. Захотят в свободную Европу еще попросятся к нам. У меня там, на флоте, в Крыму служил старший брат Иван, я им гордился по настоящему.

      Брату я до этого писал: «Ваня! Решай сам! Выбор за тобой. Но помни у тебя здесь мать, отец, я и твой отчий дом!» Ивану на месте пообещали сохранение звания, выслуги, повышение жалования почти в три раза. У них нефти и газа до хрена, и для Рашки это нормально. У брата была комната с видом на море, жена, ребенок. Он решил, что присягу два раза не дают, и вернулся. Колебался – до последнего, сомневался, … – но вернулся, хотя большинство его друзей и сослуживцев остались. Тут каждый делал выбор сам.

      Когда он приехал, было очень радостно. Наш дом на улице был одним из самых приметных. Стены его были возведены из старого Екатеринославского кирпича с клеймами «И. М». Дореволюционный кирпичный завод на Аптекарской балке ранее принадлежал инженеру Иону Михайловичу Майданскому. После разбора скотобойни, на нашем доме кирпичу была уготована вторая жизнь. На улицу смотрел солидный фронтон с полукруглыми окнами. Поверху он был срезан полувальмами и укороченными карнизными свесами, под которыми располагалась просторная мансарда. В доме было очень просторно и даже в жару прохладно.

      В тот раз к приезду брата веранду убрали свежими домоткані килимками [домоткаными половиками], я вернул к жизни угольный самовар, сварил ему аргоном новую трубу из нержавейки, вывел ее в окно. Пароход «Дмитрий Ульянов» при опробовании задымил классно, по настоящему. Мать светилась, готовила котлетки, не по-киевски, но как она умеет. Сделала слоеные пирожки с нашими абрикосами. Отец достал из заветных запасов 3-х летний черно-красный «Спотыкач» – горилку на лесном сборе. Вся семья была вместе. Это был настоящий праздник и гостей никто не гнал.

      Все удивлялись, что он не остался, хотя должен был. По идее, его бы никто не осудил.

      – Ну что вы пристали, – урезонивала особенно ретивых наша соседка Пелагея, опрокидывая третью рюмку Спотыкача, и подкладывая в тарелку добрую порцию пельменей. – Не самый плохой выбор. Вам бы все сайгачіть, а родители як!?

      Гости послушно кивали головой.

      – За встречу!

      – За встречу!

      Пахло березовыми углями, лаял соседский пес, растревоженный весельем, веранда призывно светилась в ночи. Все соседи знали, по какому поводу мы гуляем.

      – Відмінний самогон!!

      – У нас сегодня чай в угольном самоваре!! – хвалилась мать, и лицо ее светилось как его начищенные бока.

      – А сыночки то у вас, как похожи! И куда с добром! Куда с добром! – в унисон повторяли захмелевшие