Страна расстрелянных подсолнухов. Григорий Жадько

Голова колонны в его отсутствие перешла на шаг. Потные сержанты сновали, как загнанные мыши. Им приходилось еще бегать вдоль колонны, переходить с права на лево и обратно, а это была дополнительная нагрузка.

      Выглянуло солнце, стало припекать. Почти у всех закончилась вода, во рту пересохло, а кто пил, отворачивался. Остальные жадно ловили взглядом счастливчика. Надо было делать привал, но старлей упорно гнал колонну, превратившуюся в толпу. Взводы окончательно перемешались. Наконец и он выдохся, свалился в траву и все как по команде за ним.

      Один Моня не унывал:

      – Я, как та лошадь на свадьбе: морда в цветах, а жопа в мыле, – сказал он и вдруг выдал озорной куплет, лежа на спине:

      «Мой братан для марафету бабочку одел,

      На резном ходу штиблеты – лорд их не имел.

      Клифт парижский от Диора, вязаный картуз.

      Ой, кому-то будет сорез, ой, бубновый туз!»

      Он замолчал, и застрекотали кузнечики, а где-то далеко очень глухо бухало и стучало. Если удавалось прислонить ухо к земле, то звуки становились слышней. Трава была настояна на клевере, тысячелистнике и отдавала прелым, а по небу ползли легкие облака. Ветер был западный.

      «Может, то облако пролетало над моим домом? – подумал я. – Двести километров и никакой войны. Маманька придет с работы, пожарит котлеты, отварит рожки и можно взять в киоске у Сухой балки пива. Сколько хочешь «Янтарного светлого», «Веселого монаха»,» или Черниговского», а может «Монастырского», или"Славутича с двойным хмелем». Сейчас хотя бы баночку. Холодненького!»! Только у нас в Червонозаводском единица измерения пива – была ящик или упаковка. Это у нас на рынке можно было купить джинсы Dolce & Gabbana за 200 грн., а на сдачу тебе могли еще вручить носочки от Valentino или Versace. А про ослепительную красоту местных кареглазых девчонок… в белых блузках, с большим вырезом и черных сарафанах отороченных красной каймой, и клетчатых юбках поверх, – что были строго выше колен – даже не стоит вспоминать. Взгляд ел такую красавицу, начиная со строгого пробора на голове, чуть задерживался на пышущей здоровьем груди, не помещавшейся в блузке, до высоких каблуков и горящих туфель лодочкой. Н-да! Мечты. Где же вы девчонки, где мой отчий дом!?».

      Минут через пять Петров, шатаясь, поднялся и вновь послал нас вперед.

      – Откуда он силы находит задохлик, – удивлялся Новиков, с трудом поднимаясь на ослабевших ногах.

      – Дело серьезное! – хмурился Гаврилов, его тоже пошатывало. – Надо терпеть.

      Мы бежали через силу. Старлея было жалко – «сельхозник» – разве он думал попасть на войну. Коровки-буренки. Он был спец по качеству молока и больше пробирки ничего не поднимал, но молоко стало не в моде – пошел другой тренд.

      – Могут расстрелять, если сепара прорвались, – предположил Новиков, переводя дух. – Виновного всегда найдут.

      – А тут и искать не надо, – цедил Гаврилов, пытаясь сплюнуть, но слюны уже не было. – Никто не спросит, что за военная кафедра, чему там учили,