Алфавит грешника. Часть 1. Женщина, тюрьма и воля. Владимир Лузгин

я по приказу навёл автомат

      На хохлатых фашистских уродов.

      Я – отечества воин, воспитанный в ГРУ,

      Заявляю всем сквозь балаклаву:

      Если надо – убью, если надо – умру

      За вождя, за народ, за державу.

      И никто помешать не сподобится мне,

      Присягнувшему Русскому флагу,

      Знайте: я, как отец на сибирской броне,

      Въеду в мной усмирённую Прагу.

      «Весенний ветерок лепечет…»

      Весенний ветерок лепечет,

      По-детски проявляя прыть,

      Дабы скорее окна вечер

      Мог тьмой безмолвною накрыть.

      Чтоб я уснул и засыпая,

      Как в интернетовской сети,

      Посредством божьего вай-фая

      Себя мог снова обрести.

      Весёлым, смуглым иностранцем

      17 лет тому назад,

      Под горький запах померанцев

      И пенье сладкое цикад.

      Вдали отечества родного,

      Давно презревшего меня,

      За дело, помысел и слово

      Срамя, пороча и черня.

      Пусть судит бог, но я не скрою:

      Как мужику, мне грянул гром,

      И стала родина чужою,

      И хуже мачехи притом.

      А я ведь верил безгранично,

      Служил, работал, воспевал

      С другими и единолично,

      Без сторожей и погонял.

      Но доказать сумели власти:

      Стране навеки суждено

      Иметь две старые напасти

      И с ними новшество одно.

      Ну, и зачем мне Муссолини,

      Попов средневековый бред

      Среди запретов, красных линий

      И нарисованных побед.

      Я жить хочу открыто, честно,

      Среди свободных, как и я,

      И не во сне, а повсеместно

      До дней последних бытия

      «Весы справедливости – верные, точные…»

      Весы справедливости – верные, точные,

      Хозяина нет им и сторожа нет,

      Но каждый из нас в своё время урочное,

      Коснётся их чаш, излучающих свет.

      Они не знакомы с людским правосудием,

      Вершимым нередко во лжи и за мзду,

      Где форма и буква – слепое орудие,

      Несущее в мир человека вражду.

      И с верой не путай их в царстве таинственном:

      Под грозные взгляды, меж благостных струй,

      Не важно, страдал или предал, единственно –

      Покайся и руку холуйски целуй.

      Весы справедливости – точные, верные,

      Они по-другому выносят вердикт:

      То сладкие губы, то язва с каверною,

      То вдруг беспричинная ярость владык.

      И самое горькое, самое страшное,

      По нашим грехам меря долю детей:

      Где сын-алкоголик с тоской бесшабашною,

      Где дочь над разбитой любовью своей.

      «Волею чьею пред мною ты явлена…»

      Волею чьею пред мною ты явлена,

      Обескуражив, маня, обжигая

      Взмахом ресниц прямо в сердце направленным –

      Даже в одежде бесстыже нагая?

      Ради чего ты очеловечена:

      С