Алфавит грешника. Часть 1. Женщина, тюрьма и воля. Владимир Лузгин

      «Жизнь моя, как суровая бязь…»

      Жизнь моя, как суровая бязь,

      Под воздействием влаги и солнца

      На кусочки, в клочки расползлась

      До последнего волоконца.

      Не заштопать и не залатать,

      Не найдется такой мастерицы,

      Чтобы в дело пустила опять,

      Что уже ни к чему не годится.

      И никто в этом не виноват,

      Что щелчком из программ электронных

      Меня вычеркнет некий Госстат,

      Сократив дефицит пенсионный.

      В честь чего ты с собой алкашам,

      Сколько будет их возле могилки,

      Разведённого напополам

      Спирта дашь по литровой бутылке.

      Да в дешёвом кафе за углом

      Два десятка больных и болезных

      Посудачат о прошлом моём

      С видом, сколько возможно, любезным.

      Чтоб земли нарастающий гнёт

      Оградил меня крепче гранита

      От того что, тебя увлечёт

      В круговерти житейского быта.

      Но припав головою на грудь

      Заменившему мёртвого мужа.

      Если можешь, прости и забудь,

      Если был я хоть в чём-нибудь хуже.

      «Жить не по лжи – уже бунтарство…»

      Жить не по лжи – уже бунтарство –

      Менты докажут, отследя,

      А граждане и государство –

      Всего лишь слуги для вождя.

      К безумствам чьим глухи и слепы

      Вчерашние говоруны,

      И потому к духовным скрепам

      Пожизненно осуждены.

      Когда в шмотье, подбитом ватой,

      В надплечье головы вобрав,

      Толпа плетётся виновато

      Для предназначенных расправ.

      Ей непонятно, бестолковой,

      За что господь из раза в раз

      Страну мою своей суровой

      Рукой наказывать горазд.

      3

      «За ручьем, где у птиц водопой…»

      За ручьем, где у птиц водопой,

      Открываются вашему взору

      Сосны, лезущие толпой

      По засохшему косогору.

      Дальше – куст алычи да айва

      Под колючим присмотром кизила,

      Да чужая, по пояс, трава

      Чьё-то поле заполонила.

      Выше – старый, разбитый аул.

      Улиц абрисы видятся еле,

      Будто иблис крылами махнул,

      И Ермолова трубы запели.

      Но беспечно, как пьяный лезгин,

      Что в кровавых набегах успешен,

      Пляшет ветер, прорвавшись с равнин,

      Между каменных мшистых проплешин.

      А над всем этим смутно видны

      Ледники дагестанского плато

      В окружении голубизны

      Бездны неба без точки возврата.

      «Забывшись или голося…»

      1

      Забывшись или голося,

      Прости меня за всё и вся.

      Но сделай так, как я хочу –

      Прижмись к холодному плечу.

      2

      В минуту горькую, в которую

      Ещё рассудок не погас,

      Не добивайся помощь