Алфавит грешника. Часть 1. Женщина, тюрьма и воля. Владимир Лузгин

не здесь и без меня.

      Поэтому среди знакомых

      И лиц, неведомых ему,

      Затихнув, спрятавшись за домом,

      Искал ответа – почему.

      Глядел, как пьяные мужчины

      Носилки чуть не у земли

      До белой с надписью машины,

      Ругаясь матерно, несли.

      Мотор сначала фыркал, торкал,

      Потом, заладив как ханжа,

      Заныл и покатил под горку,

      Бабахая и дребезжа.

      А он понёсся вслед газели

      Меж дач, просёлком, большаком,

      До пены и до дрожи в теле,

      Тоской к хозяину влеком.

      Но где ему с его судьбою

      Авто летящее догнать,

      Когда срослась кость кочергою

      И не докармливала мать.

      При том, что гулко так и часто

      Ещё не било сердце в бок,

      И он вернулся на участок,

      И у калитки мёртвым лёг.

      А ты, отпраздновав поминки,

      Сороковины, через год,

      Хотя не скажешь без заминки,

      Решила – этот подойдёт.

      «Догорает последняя свечка…»

      Догорает последняя свечка

      И, желаньям моим вопреки,

      У судьбы не отнять ни словечка,

      Ни тем более полной строки.

      Что написано, то и зачтётся.

      Да уже зачтено: без затей

      Называют меня инородцем

      На отчизне холодной моей.

      Мол, лицом ни в отца и ни в деда

      И примера с них брать не спешил,

      Разве что не убил и не предал,

      Но и не по-хорошему жил.

      И гуляя в обнимку с лукавым,

      Золотые надежды губя,

      Не нажил ни богатства, ни славы,

      Чтобы сделать счастливой тебя.

      Но на слёзы и боль невзирая,

      Не хочу и не спорю с судьбой,

      Столько лет отводившей от края

      С леденящею тёмной водой.

      «Дожидаясь подруги своей…»

      Дожидаясь подруги своей,

      Огорчён, озабочен и жалок,

      Бросил он у закрытых дверей

      Аккуратный букетик фиалок.

      Значит, снова почти до утра,

      Сколько хватит здоровья с упрямством,

      С ним разделит окурков гора

      Одинокое горькое пьянство.

      А случится ночною порой,

      В миг прозренья немыслимо краткий,

      Сочинит он сюжетец такой,

      Что забудет её без оглядки.

      И одно станет в сердце гореть

      Посильнее псалма и намаза:

      Как бы в книгу судеб посмотреть

      Хоть бы скошенным краешком глаза.

      Там меж строчек людские пути

      От зачатья до смертного края

      И заклятья, как их обойти,

      И, греша, удостоиться рая.

      Знать бы пулям и петлям о том,

      Не пришлось бы по баням и тирам

      Рвать судьбу, как прочитанный том,

      За фанерною дверцей сортира.

      «Дорогой, из быта астраханского…»

      Дорогой, из быта астраханского,

      Из широт едва ли что не рай,

      Прихвати хорошего шампанского

      И