Кентерберийские рассказы. Джеффри Чосер

отец мне: хлеба каравай, —

      Его спекли вчера мы, так и знай,

      Из той муки, что утром вы мололи.

      Иди, любимый. Будь господня воля».

      И, чувствуя, что ей сдавило грудь,

      Шмыгнула носом, чтобы не всплакнуть.

      Поднялся Алан и пошел искать

      Впотьмах покинутую им кровать.

      На колыбель он по пути наткнулся

      И про себя в досаде чертыхнулся.

      «Ну, счастливо отделался испугом.

      А голова пошла, как видно, кругом.

      Должно быть, ночью я переборщил.

      Я к мельнику чуть-чуть не угодил».

      Пошел он дальше; бес его попутал.

      И мельника он с Джоном перепутал.

      Он, наклонясь, тряхнул его легонько

      И на ухо шепнул ему тихонько:

      «Проснись! Вставай, дубина! Поросенок!

      Да не визжи, не хрюкай ты спросонок.

      Пока ты тут храпел, болван, и дрых,

      Я поработал знатно за двоих,

      И мельника проклятого ославил,

      А дочку дурня трижды позабавил».

      Проснулся мельник, и как услыхал он,

      Что говорит и хвастает чем Алан,

      Он разъярился, как стоялый бык,

      И поднял вой отчаянный и крик:

      «А, чтоб тебе ни выдоха, ни вздоха.

      Ах, чертов сын, развратник и пройдоха.

      И что за наглость этакая в хаме!

      Заплатишь ты своими потрохами.

      Да знаешь ли, чернильная ты муть,

      На чью ты кровь решился посягнуть?»

      И, чтобы отомстить скорей злодею.

      Он Алану вцепился прямо в шею

      И кулаком ему расквасил нос,

      А тот ему в ответ скулу разнес,

      И сок кровавый из него закапал.

      И покатилися с кровати на пол,

      Барахтаясь, как две свиньи в мешке,

      Дубася и в живот и по башке.

      Поднялся мельник, Алан снова ухнул,

      И на жену с размаха мельник рухнул.

      А та, усталая, чуть задремала

      В объятьях Джона и не понимала,

      Под тяжестью двойной погребена,

      Что с ней случилось. Взвизгнула она:

      «Ой, шишка у меня на лбу раздулась,

      Спаси меня Христос. In manus tuas [103].

      Проснись же, Симон. Навалился враг!

      Один на голове, другой в ногах.

      Скорее, Симкин, прогони же беса.

      А, вот ты кто, негодный? Ах, повеса!»

      Тут Джон вскочил и шарить стал дубину,

      Она за ним, поняв наполовину,

      Где враг, где друг: рванула впопыхах

      И оказалась с палкою в руках.

      Луна едва в окошечко светила,

      И белое пятно ей видно было.

      И вверх и вниз то прыгало пятно,

      У ней в глазах маячило оно.

      Его приняв за Аланов колпак,

      Она ударила наотмашь. «Крак!» —

      По комнате раздалось. Мельник сел

      И от удара вовсе осовел.

      Пришлась ему по лысине дубина.

      И в обморок упала половина

      Его дражайшая, поняв свой грех.

      Студентов разобрал тут дикий смех.

      В постель они обоих уложили,

      Мешок с мукой и хлеб свой прихватили

      И тотчас же отправилися в путь,

      Чтоб

103

В руки твои предаю дух мой (лат.).