Сорок пять. Часть вторая, третья. Александр Дюма

траншеи.

      Шико слушал все это с испуганным видом. Задумчивая, почти жалкая мина короля наваррского подтверждала его подозрения: Генрих – плохой полководец. Только это его несколько и утешало.

      Генрих выслушал все мнения, не говоря ни слова. Но вдруг, словно очнувшись от задумчивости, поднял голову и повелительным тоном заявил:

      – Господа, вот что надо сделать. У нас три тысячи человек, и еще две тысячи вы ждете, господин Морне?

      – Так, государь.

      – Это составит пять тысяч. При правильной осаде за два месяца из них убьют тысячу или полторы. Смерть их дурно подействует на других, и нам придется снять осаду и отступить. Отступая, мы потеряем еще тысячу – половину наших сил. Пожертвуем лучше пятьюстами сейчас же и возьмем Кагор.

      – Как же это осуществить, государь? – спросил Морне.

      – Мы пойдем против тех кагорских ворот, которые к нам ближе. На дороге встретим ров и наполним его фашинами. В этом деле погибнет до двухсот человек, но мы достигнем ворот.

      – Потом, государь?

      – Достигнув ворот, мы взорвем их петардами и через проломы проникнем в город. Остальное Бог решит.

      Шико, охваченный ужасом, воззрился на Генриха.

      «Да, – решил он, – трус и хвастун – настоящий гасконец! Не сам ли ты и петарду-то подложишь под ворота?»

      В ту же минуту Генрих, как будто подслушав размышления Шико, воскликнул:

      – Не будем терять времени, господа! Куй железо, пока горячо! Вперед! Кто любит меня – за мной![10]

      Шико подошел к Морне, с которым ему не удавалось поговорить во время пути, и шепнул ему на ухо:

      – Разве вам хочется, чтобы вас всех перебили, не исключая и короля?

      – У его величества добрые латы!

      – Впрочем, – прибавил Шико, – не думаю, что король проявит безрассудство и сам полезет в эту резню!

      Морне пожал плечами и отвернулся от господина посла.

      «Поистине, – заключил Шико, – господин де Морне мне куда симпатичнее когда спит, чем когда бодрствует. Пусть лучше храпит, чем говорит, – он так гораздо обходительнее».

      LV

      Король Наваррский в первом сражении

      На расстоянии двух пушечных выстрелов от крепости небольшая армия короля наваррского остановилась для завтрака. После завтрака два часа были назначены для отдыха солдат и офицеров. Около трех часов пополудни, то есть когда оставалось не более двух часов до заката солнца, Генрих приказал созвать всех офицеров в свою палатку. Он был очень бледен, руки его заметно дрожали.

      – Господа, – начал он, – мы пришли взять Кагор – именно с этой целью мы пришли. Но надо взять Кагор приступом – слышите, приступом! То есть пробивая дорогу железом и своими телами.

      «Недурно! – Шико внимательно слушал Генриха. – Не противоречит сказанному весь вид его – лучшего нельзя требовать и от самого де Крильона».

      – Маршал Бирон, – продолжал Генрих, – поклявшийся повесить всех гугенотов до последнего, стоит отсюда в сорока пяти милях. По всей вероятности, господин де Везен послал уже

10

«Кто любит меня – за мной!» – знаменитая фраза, впервые произнесенная французским королем Филиппом VI (1293–1350) и с тех пор неоднократно употреблявшаяся.