Сорок пять. Часть вторая, третья. Александр Дюма

с большим энтузиазмом: по дороге не сочли нужным останавливаться для такой маловажной вещи, как обед, и потому с самого отъезда из Нерака никто ничего не ел.

      Для Генриха приготовили лучший дом в городе. Половина всадников расположилась на улице у этого дома, другая – за городом.

      – Когда же мы приедем на место охоты? – спросил Шико у Генриха, когда тот снимал сапоги.

      – Ты слишком любопытен! – отвечал Генрих.

      – Совсем нет. Но надо же знать, куда едешь.

      – Узнаешь завтра, а в ожидании ложись-ка спать на эти подушки – вот здесь, слева. Посмотри направо: Морне не теряет времени – он уже спит.

      – Сегодня у него сон не такой тихий, как вчера. Ух, как он храпит!

      – Да, он не любит болтать попусту – надо его видеть во время охоты.

      Едва стало светать, как топот лошадей разбудил Шико и короля наваррского. Старый, почтенный дворянин, пожелавший сам услужить королю, поднес ему ломоть хлеба с медом и рюмку настойки. Слуги старого дворянина прислуживали Морне и Шико. По окончании завтрака трубач протрубил сигнал: «На коней!»

      – На коней, на коней! – повторил Генрих, выходя из дому.

      Шико с удивлением увидел, что еще примерно пятьсот всадников присоединились к свите короля. Эти пятьсот прибыли ночью.

      – Но это уже не свита, – сказал он королю, – и не отряд – это целая армия.

      Генрих произнес только:

      – Погоди еще, погоди!

      В Лозерте примкнули человек шестьсот пехоты.

      – Пехота! – воскликнул Шико.

      – Вовсе нет, – смеясь, отвечал Генрих, – это моя соколиная охота.

      Шико нахмурил брови – с этой минуты он не говорил больше. Раз двадцать глаза его обращались к полю – раз двадцать мысль о побеге приходила ему в голову. Но у Шико была почетная охранная стража – вероятно, из уважения к титулу посла Франции. Страже сказали, что Шико – очень важная особа, и всякий жест его повторялся десятью всадниками. Это не нравилось ему, и он попросил Генриха избавить его от такого почета.

      – Сам виноват, сын мой, – объяснил ему Генрих, – зачем хотел бежать из Нерака! Боюсь, ты и теперь то же обдумываешь.

      – Государь, даю честное слово дворянина, что я даже и не пытаюсь.

      – В добрый час!

      – Впрочем, я чувствую, что был бы виноват.

      – Чувствуешь?

      – Да, потому что понимаю теперь значение вашего желания оставить меня при себе. Я увижу много любопытного.

      – Очень рад, что ты со мной одних мыслей, потому что и я то же думаю.

      В это мгновение они проезжали город Монкю, и четыре полевых орудия присоединились к пехоте.

      – Возвращаюсь к первой догадке, государь, – прокомментировал Шико, – вероятно, волки в этой стране особенные и с ними поступают не как с обыкновенными. Неужели и артиллерия против них, государь?

      – А, ты заметил ее! Это страсть жителей Монкю; с тех пор как я дал им для упражнений эти четыре орудия, купленных мной в Испании и привезенных тайно, они таскают их с собой всюду.

      – И