Советник на зиму. Роман. Сергей Яковлев

доброго. В голове Несговорова витали предположения одно мрачнее другого.

      – Они изгоняют всякие упоминания о бойне, – тихо сказал он Викланду, не открывая глаз. – Если со мной что-то случится, я хочу, чтобы вы это знали и добились огласки. Утром я видел много убитых, присыпанных снегом. Возле дома Асмолевского. Их нужно опознать и провести расследование.

      – Но советники, как мне говорили, покинули башню добровольно! – возразил Викланд. – Губернатор предложил им деньги. По пять тысяч долларов. Вы слышали? Это интересно.

      – Все-то вам только интересно! – горько вымолвил или только подумал Несговоров, куда-то проваливаясь…

      – Да-да, но это, по моему, не совсем обычные стихи!

      Несговоров сделал над собой усилие и разомкнул глаза. Со сцены заканчивал декламировать Щупатый:

      …Тихо теплится в теле заброшенном

      Голубое мое естество,

      А душа, будто конь заполошный,

      В каждом всаднике чует родство!

      – Звучит трагически, нет? – прокомментировал Викланд. – Моя интуиция подсказывает, что у этого молодого человека с кем-то не сложились отношения.

      – Откуда он взялся? – воскликнул Несговоров. – Что тут, вообще, происходит?

      Следом за Щупатым на сцену поднялся известный юморист с мясистым носом. Он только что прилетел издалека, прервав зарубежные гастроли, торопился. Ему хотелось надеть бескозырку, обвязать себя пулеметными лентами и лично ворваться в кабинет Кудряшова с гранатой в руке. В бескозырке! С лентами на груди крест-накрест! С гранатой! А затем, когда этот подвиг на века запечатлят фото- и кинокамеры, отложить гранату, приспустить штаны и… И? И нассать в кудряшовскую чернильницу!

      Зал грохнул.

      За юмористом вышла девушка в голубой шляпке с бантом, снова кого-то Несговорову напомнившая. Ломаясь, она не слишком правдиво представила завистливую нищенку-попрошайку. Похлопали и ей, сочувствуя замыслу.

      Местная рок-звезда в розовом трико маршировала по сцене строевым шагом и кричала: «У-у-у! Я вас всех люблю-у-у!». А когда она затянула:

      Чтобы не было грустно,

      Порубаем в капусту… —

      зал поднялся. Несговоров, правда, остался сидеть, но Викланд, испытывая понятную неловкость, на секунду оторвался от кресла. В первом ряду Маргарита Разумовна вытерла платочком глаза. Асмолевский вытянулся по стойке «смирно», как на параде.

      После еще выступали барды с суровыми песнями о диссидентском прошлом, какая-то бабулька отмолотила народную пляску с частушками (все про того же Кудряшова), затем пел детский хор… До Несговорова происходящее на сцене доходило редкими проблесками, его снова поглотила неодолимая трясина сна. Временами сон перепутывался с концертом. Ему чудилось, что Маранта играет на сцене бойкую нерадивую служанку, посадившую на его, Несговорова, рубашку жирное пятно и тараторящую по этому поводу