Любовь под боевым огнем. В. П. Череванский

известным Якуб-баю.

      – Сардар подарил арбу фисташек и орехов, а Ораз-Мамед-хан двести баранов, – сообщил он О’Доновану.

      – На что мне бараны и фисташки? – спросил О’Донован.

      – Да они подарены народу, а не тебе. Тебе не за что дарить. Где твои пушки, где порох? Кого ты хочешь обмануть, будто пушки везут вокруг света? Нет, фисташки и бараны пойдут для народного праздника. Такой большой томаши никогда еще не видели теке.

      – В чем же она будет заключаться?

      – В скачке и угощении. За два таша отсюда будут положены шапки сардара и ханов. Кто доставит первую шапку, тот получить Аишу, за вторую шапку – седло с бирюзой, а за третью – нагайку в серебре. Завтра будет другая игра – в серого волка. Будут рвать козла, у которого к каждой лопатке привязано по три персидских тумана. По окончании кок-бури будет угощение. Завтра же ожидают и прибытия посланников из Мерва, а после того выйдет решение, воевать или не воевать с русскими. Тебя будут много спрашивать. Если решать воевать, то доставят сюда на холм большую пушку и выстрелят в воздух три раза.

      – Да где же у них пушка?

      – Теперь она песком засыпана.

      Не успел Якуб-бай осветить всю картину предстоявших праздников, как в кибитку джанарала инглези вошла матрона довольно свирепого вида. Она привела с собою ребенка, страдавшего, по-видимому, лихорадкой. После обычного приветствия матрона затараторила.

      – Она просит дать лекарства для своей внучки, – перевел Якуб-бай.

      – Гони ее вон! – скомандовал О’Донован. – Я не доктор и не желаю лечить текинское отродье.

      Рассудительный Якуб-бай повременил, однако, исполнить приказание джанарала.

      – Так нельзя, – объявил он после серьезного размышления. – Пушек ты не привез, пороху не привез и лечить не хочешь. Чего же, спросят, ты приехал? Долго ли после этого пропороть бок человеку?

      – Как это пропороть, чем пропороть? – засуетился О’Донован.

      – Известно чем – ножницами, которыми стригут баранов. Здешние старухи владеют ими так же хорошо, как мы, кавказские горцы, владеем кинжалами.

      Перспектива эта не понравилась О’Доновану.

      – Ты объяви, что при мне есть английский флаг и что за оскорбление его королева разорит все Теке.

      – Зачем им флаг оскорблять? Они возьмут его себе на шаровары. И что, тебе жалко куска леденца? Посмотри на язык ребенка, посмотри ему в ухо, в затылок и скажи что-нибудь, а уж я знаю, чем нужно лечить.

      Якуб-бай все больше забирал О’Донована в руки.

      – По-моему, ребенок очень плох, – сказал О’Донован.

      – Если Аллах поможет, то твой внук, подобно аулиэ Джалута, успеет совершить при жизни сорок аломанов, – перевел Якуб-бай. – Вот лекарство, давай его по три раза в день.

      Лекарство состояло из кусочка сыра, к которому пристали крошки чайных галет.

      – Одним этим лекарством нельзя всех лечить, – заметил потом Якуб-бай, выпроводив старуху. – У нас есть маленькая дорожная аптека, из которой легко сделать большую аптеку. Нужно прибавить к ней бутылку бальзама, сухарей и корку