Любовь под боевым огнем. В. П. Череванский

вами. Просим вас и приказываем слушать его с почтительным вниманием.

      Слова сардара были крылатые. Только глухой не внял бы их смыслу и только безрукий, услышав их, не погладил бы себе бороду. После этих слов джанарал-инглези выступил перед всей землей Теке.

      – Аман гельдингиз! – приветствовали его теке. – Аман бол! Аман! Прими наши головы в свои руки.

      Особенно резко выделялись голоса старух, занявших передовые места возле самого холма. Без них народный совет обойтись не мог.

      – Что я должен сказать? – спросил О’Донован стоявшего с ним рядом Якуб-бая.

      – Королева инглези, – выкрикнул Якуб-бай, как будто переводя слова посланника, – желает, чтобы дом каждого из вас был счастлив и чтобы ваши овцы и верблюдицы давали богатый приплод!

      – Говори, говори, ты хорошо говоришь! – послышались отовсюду поощрения.

      – Королева приказала спросить, как вам приятнее жить: в кибитках под открытым небом или в каменных саклях под замком? Она сказала: пусть народ теке хорошо помнит, что по русским законам нельзя ставить кибитки, где кто хочет, и что в России каждый должен умереть там, где он родился. Она сказала: в одном году вы будете сеять просо, в другом – горох и ни в каком случае не сеять рис, потому что у русских болит от риса голова. Каждому из вас дадут по кусочку земли, а остальную отберут для сербазов.

      Народная волна мгновенно поднялась, вскипела, и все становище огласилось восклицаниями.

      – Нет, мы не хотим жить под замками! – заявили все молодые.

      – Смерть гяурам! – загремели герои аломанов.

      – Утонуть бы им в наших песках! – дружно зашамкало все старье. – Отравиться бы им нашей водой! Пошли им Аллах скорпионов в уши! Пусть птицы абабиле возьмут их себе на растерзание!

      – Пиши королеве, что теке не согласны идти под русские законы! – выступила с решительным приказом Улькан-хатун. – Мой сын убит, но я… я еще жива!

      – Русские потребуют, чтобы никто из вас и не подумал об аломане, – продолжал вспенивать народную волну Якуб-бай. – Вам позволят работать седла, но без права вкладывать ноги в их стремя. Вы будете ткать ковры, но не будете на них лежать. У каждых ваших десяти кибиток будет русский начальник.

      – Нет, мы не позволим! Мы не хотим! Мы не согласны! – слышалось со всех сторон.

      – Слава Аллаху, нас везде боятся, нас видели и на стенах хорасанских крепостей, и на базарах Ургенча!…

      В среде батырей засверкали клынчи.

      – У вас отберут оружие…

      – Оружие отберут? Но ведь тогда персияне придут бить нас по щекам.

      – Русские этого не понимают.

      – И нам тогда останется сидеть сложа руки и смотреть, как толстеет хивинское брюхо на жирных пельменях! Хороши будут наши дела!

      – А кто же запретит моему Мумыну вскочить на коня? – полюбопытствовала его горделивая мать. – На коне же и при клынче текинцу, слава Аллаху, путь открыт повсюду.

      – И все-таки русские поймают его и посадят в каменную саклю без солнца и воздуха.

      – Моего