Собрание сочинений. Идиллия: Интерлюдия. Серебряная ложка. Джон Голсуорси

женщина густо покраснела, и Майкл поспешил выйти.

      Внизу за занавешенной дверью парикмахер вытирал таз.

      – Застали вы их дома, сэр?

      – Только миссис Бергфелд.

      – А! Должно быть, она видала лучшие дни. Муж ее – странный парень, как будто не в себе. Хотел стать моим компаньоном, но мне придется закрыть парикмахерскую.

      – В самом деле? Почему?

      – Мне нужен свежий воздух – у меня осталось одно легкое, да и то затронуто. Придется поискать другой работы.

      – Теперь это не так-то легко.

      Парикмахер пожал костлявыми плечами.

      – Эх, – сказал он. – Всю жизнь я был парикмахером, только во время войны отошел от этого дела. Странно было возвращаться сюда после того, как я побывал на фронте. Война выбила меня из строя.

      Он закрутил свои жидкие усики.

      – Пенсию получаете? – спросил Майкл.

      – Ни одного пенни! Сейчас мне нужна работа на свежем воздухе.

      Майкл осмотрел его с ног до головы. Худой, узкогрудый, с одним легким!

      – А вы имеете представление о деревенской жизни?

      – Ни малейшего. А все-таки нужно что-нибудь найти, а то хоть помирай.

      Его трагические глаза впились в лицо Майкла.

      – Печально, – сказал Майкл. – Прощайте!

      Парикмахер ответил судорожным кивком.

      Покинув Сэпперс-Роу, Майкл вышел на людную улицу. Ему вспомнилась сценка из одной пьесы, которую он видел года два назад; кто-то из действующих лиц произносит такие слова: «Условия, в каких живет народ, оставляют желать лучшего. Я приму меры, чтобы поднять этот вопрос в палате». «Условия, в каких живет народ»! Кто принимает это близко к сердцу? Это только кошмар, встревоживший на несколько ночей, семейная тайна, которую тщательно скрывают, вой голодной собаки, доносящийся издалека. И, быть может, меньше всех встревожены те шестьсот человек, что заседают с ним в палате. Ибо улучшать «условия, в каких живет народ», – их непосредственная задача, а сознание выполняемого долга успокаивает совесть. Со времен Оливера Кромвеля их сменилось там, верно, не менее шестнадцати тысяч, и все преследовали одну и ту же цель. Ну и что же, добились чего-нибудь? Вернее, что нет. А все-таки они-то работают, а другие только смотрят да помогают советами!

      Об этом он размышлял, когда раздался чей-то голос:

      – Не найдется ли у вас работы, сэр?

      Майкл ускорил шаги, потом остановился. Он заметил, что человек, задавший этот вопрос, шел опустив глаза и не обратил внимания на эту попытку к бегству. Майкл подошел к нему; у этого человека были черные глаза и круглое, одутловатое лицо, напоминавшее пирог с начинкой. Приличный, хоть и обтрепанный, спокойный и печальный, на груди воинский значок – значок демобилизованных солдат.

      – Вы что-то сказали? – спросил Майкл.

      – Понятия не имею, как это у меня вырвалось, сэр.

      – Без работы?

      – Да; и приходится туго.

      – Женаты?

      – Вдовец, сэр; двое детей.

      – Пособие?

      – Получаю; и здорово оно мне надоело.

      – Вы были на войне?

      – Да,