Гадкие утята. Свами Матхама

и уже является логикой преданности каким-то оценкам или модальной логикой. Её лучше именовать логосом, а не логикой. Это будет неким синонимом дискурса. Дискурс – их коллективное детище, но тоже модальная логика. В отличие от формальной логики «коллективное детище совести и Нарцисса» неустойчиво во времени, а логика, открытая Аристотелем, остаётся неизменной.

      В каком-то конкретном случае логос может доходить и до логики бреда – до позитивных и негативных галлюцинаций, – но, по идее, призван приводить индивидуальные «галлюцинации» к общему знаменателю. Дискурс, тем не менее, – не константа, а логика Аристотеля – константа. Дискурс – это правило, по которому совесть и Нарцисс идут на компромисс друг с другом, при этом между ними идёт борьба за выраженный смысл, можно сказать, борьба за ложь. Совесть, претендует быть лживой.

      Совесть заставляет Нарцисс любоваться честностью в соответствии со своими представлениями, а Нарциссу всё равно, чем любоваться. Резервация Нарцисса в дискурсе – гламур. «Правильно» – тоже резервация. Но уже для совести. И в дальнейшем мы будем именовать совесть и Нарцисс просто координатами сознания, которые противостоят логике.

      Координаты борются друг с другом за наше внимание, но, кажется, что эта борьба одной из них проиграна с самого начала. В моём случае её проиграл Нарцисс. Совесть фабриковала его образ, как Гадкого Утёнка или неумелого игрока, что хотела, то и врала. Иногда я с презрением вспоминал о совести. Это, видимо, было мнение моего Нарцисса. Их борьба – ницшеанская воля к власти в чистом виде.

      Как Нарцисс, я неуклюж. Почти никакой гибкости с самого детства. Именно в детстве я и был неуклюжим. Развитие моего Нарцисса остановилось, видимо, тогда. Врать мой Нарцисс умеет только самому себе. При этом он доверяет себе, как маленький, а совесть ему врёт, что хочет, при этом он и ей доверяет, как маленький.

      Мой Нарцисс различает и нарциссическую ложь «других» после долгих тренировок, но я – гибкий человек совести. Я буду мудрым, как змея, если моё внимание оседлает совесть. Меня не проведёт ни внутреннее, ни внешнее, но моей совести особенно хорошо удаётся проводить собственный Нарцисс. Он «ведётся» на какое-нибудь «правильное» враньё. Как человек совести, другим я говорю, как и ему, только то, во что верю сам. Это помогает моей совести и мне справляться с любыми вызовами и выживать.

      Как этот «идиот – мой Нарцисс» покупал себе вещи в СССР? Обувь давила, он всё равно её брал, если она нравилась внешне. Тело подчинялось и терпело. Сам Нарцисс и терпел этот «гламур»! Совести всё равно, в чём я буду ходить. Она заботится о «других». Купить в СССР что-нибудь красивое было трудно. Это моё оправдание. Но почему этот идиот так долго учился покупать обувь, когда выбор появился? Глаза вцепляются в понравившиеся туфли, все остальные соображения отключатся. Торговцы скажут: «Хорошо! Хорошо!». – и обувь по-прежнему давит. Складывается полное впечатление, что