Разноцветье детства. Рассказы, сказки, очерки, новеллы. Геннадий Мурзин

а потом и блестящий голубенький глазик. Это замечательное существо, удовлетворив любопытство, прикрывает дверь и также тихо уходит. Юленька, его дочь, глухо ворчит: видимо, отчитывает Светланку за то, что та может разбудить уставшего деда.

      Приятно, когда о тебе так вот заботятся…

      …Выучив наизусть песню (слова он запоминает сходу), Ванюшка спускается с печки, заталкивает ноги в старющие (старшая сестренка таскала, а теперь вот ему достались) подшитые валенки, накидывает на плечи материну фуфайку, а на голову свою шапчонку, больше похожую на воронье гнездо, выходит во двор. В след слышит голос матери:

      – Ты куда навострился?

      Он не успевает ответить. Он спешит поскорее притворить дверь под предлогом того, что в избу рвутся морозные клубы.

      Во дворе зябко. Он то и дело трет руками щеки, нос, уши. Он находит фанерку и вырубает топором из нее звезду. Думает: надо бы чем-то покрасить? От покраски отказывается. Во дворе ищет нечто, похожее на посох. Находит старый черенок от лопаты. К тупому концу приколачивает вырубленную звезду. Хорош посох со звездой! Плохо, что звезда не блестит. Надо, по мнению Ванюшки, чтобы звезда блестела. Находит выход.

      Ванюшка идет в дом, возвращается с ковшиком воды и начинает струйкой поливать со всех сторон звезду. Вода, растекаясь, мгновенно замерзает, образуя стеклянную волнистую гладь. Ванюшка доволен: если завтра не придет оттепель, то у него будет посох со звездой как в сказке…

      3

      …Вновь в коридоре слышно шуршание, вновь в щелочке двери показываются все те же очаровательный носик и глазик. Иван Васильевич притворяется спящим. За дверью слышен шумный и протяжный вздох и удаляющиеся детские шаги.

      На кухне тихо гудят голоса, оберегая его покой. И эти прекрасные минуты ему хочется продлить.

      Какое счастье, когда есть кому оберегать!..

      …Ночью Ванюшке приснился сон. Будто над крышей его дома плавает пуховая перина, а на ней сидит Он, оглаживающий остренькую бородку, свесив босые ноги и болтая ими в воздухе; вокруг – порхают ангелочки, старший из них почему-то грозит Ванюшке пальцем и укоризненно произносит лишь одно слово: «Нехристь, нехристь, нехристь…»

      Ванюшка, разобидевшись, в конце концов, восклицает: «Не виноват я, не виноват!..»

      Просыпается от толчка в бок. Старшая сестра тихо говорит: «Не кричи! Зачем спать мешаешь?»

      Он, протерев глаза, отодвигает занавеску, выглядывает с полатей и убеждается, что светает, а светает в эту пору поздно, что ему пора собираться.

      В его доме Рождеством и не пахнет. Потому что его родители никогда не празднуют, хотя и крещеные. Ванюшке было семь, когда в Рождество в дом шумно нагрянули христославцы – с песнями и танцами. Отец, засверкав в ярости глазищами, затопал ножищами и чуть ли не в шею вытурил славщиков.

      Ванюшка осудил отца. Молча осудил. Про себя. Ему казалось, что люди пришли с добром, а не с худом, поэтому обходиться так нельзя. Грешно.

      После того случая деревенские стороной обходят дом