Influenza. Лирика. Анатолий Жариков

наша жизнь вертикаль,

      хорошо, что был ты, высокий враль,

      хорошо, что есть у тебя строка

      о том, как ходили в твоих штанах облака.

      ***

      Там вёрсты кругом, ни души вокруг,

      снег не скрипит в ногах, слеза не тает.

      Как мячик теннисный, отпустишь звук

      в какие-то межзвёздные Алтаи.

      Ни телефона. Подперев плечом

      причал, прошёптываешь: «Мать родная!..»

      И свет из глаз рассеется в ничём,

      уже ни в чьих других не повторяясь.

      ***

      Две вещи, которых не тронет тлен,

      вызывающие ужас, уничтожающие страх:

      женщина, живущая на земле,

      Бог, обитающий на небесах.

      ***

      Заверните меня в кожуру от слов,

      начертайте на камне: «Здесь был Иванов».

      Не ломайте речь, не курите дымов,

      успокоенный не любил «Дымок».

      Я возьму с собою краюху дня,

      посолите крупной солью меня,

      из кромешной мути той книги книг

      зачитайте вслед самый первый стих.

      Я уйду, себе пожелав «будь здоров»,

      выбивайте пыль из моих ковров.

      ***

      Где-то в средине уже, замечаешь, в конце сентября

      осень ушедшим сильна, как подагрой колени,

      небо открыто весёлой завесой дождя.

      Вся-то молитва – ветка мокрой сирени.

      ***

      Листья жгут. И не жаль сентября.

      И тоска по чужим и родным.

      Там, где стелется съёжившись дым,

      это я без тебя.

      ***

      Сбиратель слова светлого, плебей,

      орган из паутины лета,

      ты чьих крестов кладбищенских, кровей

      чьих? из какого света

      пришёл? и из какого мрака

      явился?

      Я не знаю. Снова

      в кусочек праха и в кусочек слова

      хочу, как на луну собака.

      ***

      Летел самолёт (информирует), разбился,

      погиб и пилот,

      но не было на борту ни одного украинца.

      Чума, холера, от города куча пепла,

      загрязнение, облысение, теракты.

      Мир потух к чёртовой матери.

      Но наших там не было (информирует) и в помине не было.

      ***

      Как жизнь моя, зачитанный твой том;

      мой Гоголь-моголь, вот мы снова вместе,

      и чувства о поэтах на потом,

      и жизнь, как из ноздрей Ноздрёва, хлещет.

      Наш разговор до смеха невесом,

      наш бог латает знамена Господни.

      Нос ходит, бес летает, колесо

      вращает мир, из почвы червь исходит.

      ***

      Стихи начинались, возможно, тогда, когда

      (слава гомерам и гесиодам!)

      слово выстраивало города

      и море распахивало, как огороды.

      И с обрызганных солнцем земель,

      ёжась и приноравливаясь к морозам,

      от которых выл и сибирский зверь,

      приходило к нашим дубам и берёзам.

      И рифмуя с кровью любовь,

      сердцем араповым угадывая