Influenza. Лирика. Анатолий Жариков

желание,

      и у зрителя великодушие ложное.

      И поэзия – крови переливание

      из пустого в порожнее.

      ***

      Всё прекрасно в ложном начале —

      вера, юность, отчаянье.

      И брусчатка, что вниз к реке

      как зерно в хранилище сыплется,

      стёрла угол на каблуке.

      Время поло. Ничто не движется.

      Только взгляд ленивый скользит,

      не вникая в превратности зеркала,

      что растянутостью исковеркано,

      а не рожей. Поздний транзит.

      Та же улица, мршавость дома,

      под лопаткой удушья истома.

      И отсутствие матерных слов

      на зашлёпанном краской заборе.

      Тот же сумрак и сырость углов,

      стоит лишь развести шторы.

      ***

      И разговор о жизни точится

      о разговорец уже о здоровье;

      и за пазухой у подруги – бессонница,

      овощи и молоко коровье.

      А небо безмолвно, и, значит, безбожно,

      и, значит, не договориться;

      и, значит, проще: случиться не позже

      вчера, чтоб сегодня ничему не случиться.

      Так как время, теряя нить сюжета,

      кружит кругами вороньей стаи.

      И тело наполовину уже в предметах,

      отдающих тепло свет принимая.

      И венок желаний, дурную бесконечность

      какого-то Дантова круга,

      разумней использовать в качестве подсвечника

      ночью, когда порвёт провода вьюга.

      ***

      Зачав от ветреной погоды,

      как песня от воздуха птичьей свирели,

      поздняя осень, женщина после родов,

      обнищавшая в теле,

      уже равнодушна к ветрам

      и холодна в постели.

      Хозяйка прямо с утра

      янтарную кровь в бутыли

      разливает. В штакетнике не хватает ребра

      ещё со дня сотворения мира

      послевоенного, с тех пор, когда

      рассветы в Киеве не бомбят в четыре

      по московскому. А слово да

      произносим сегодня, как бес без б,

      что так же грустно, как на трубе

      грустно Б, когда упало А.

      И окончательно впадая уже

      в подражательность, замечаю,

      что осень печальна без окончания,

      как слово Человек в именительном падеже.

      ***

      И нищие и вдоль и поперёк,

      и скоморохов пудреные лица.

      Обвислый зад зажравшейся столицы

      щекочет запад, а потом восток.

      В провинциях, однако, всё как встарь:

      блины пекут, отцеживают брагу,

      расчёсывают новый календарь

      и рубят ясли новому варягу.

      ***

      На талой башенке портала

      звучит солёным солнцем медь.

      Одним лишь оком поглядеть —

      и видеть: небо опростало

      глазницы мутные свои,

      чтоб видеть: прилетели птахи,

      и, отделясь от синевы,

      идёт видением рубахи.

      ***

      На полдень солнце налепив,

      художник думал, что из света

      вернётся