Influenza. Лирика. Анатолий Жариков

словом набряк народ.

      В слове память: кто мы такое.

      Март – глагол,

      ещё в состоянье покоя.

      ***

      Нас не возьмут. Не вышли лбами,

      сошли с лица и потеряли след

      сегодняшних, за Христофором вслед,

      как банки, открывающих Багамы.

      Пусть утолит нас кисленький портвейн,

      залечат уши пошлыми словами.

      В сравненье с нашей закусью – всё тлен —

      откатанными в юность рукавами.

      И тяжелее стали двести грамм,

      и легче, пластиковые, стаканы.

      Страна, мы угощаем, падай к нам,

      давай на брудершафт, родная, с нами.

      Твоё дыханье тоже тяжело

      и речь пьяна. И мы уже устали

      из сил последних вдовьими устами

      шептать: «Не первородно зло…»

      В селе

      Та, что темна своим древним именем,

      разбудит утро глазами синими.

      – Знаешь, милая, за окнами-ставнями

      снег семь дней стоит нерастаянный.

      Я дорог пророк, ты любви пророчица,

      мы уже прочли сто лет одиночества.

      Мы уже забыли земные заповеди,

      на «сходи-принеси» говоришь: «Сам иди».

      Мы уже сто лет как уже не болеем

      и живём сверх срока, как вождь в мавзолее.

      Мы по Гуглу на шару смотрим фильмы разные,

      или «С лёгким паром» или что подсказывают.

      А когда метель закрывает ставни,

      зажигаем свечи или в снах летаем.

      Пиано

      Николаю Хижняку

      Кипяток на горку чая в чашке,

      тёплые носки да чистая рубашка,

      луч в ловушке синего стекла,

      сигареты, вечер, свет и мгла.

      Убеганье, приближенье снова,

      колыханье, колебанье. Слово.

      Первые знакомые черты.

      Боже, я готов, готов ли Ты?

      Из Вильгельма Лемана

      И ранняя заря, и поздняя заря

      не остужают воздух сентября.

      Из пепла крылья бабочки. В начале

      от Бога Слово, после – от печали.

      Горсть чернослива, связка чеснока,

      ведро глубокой влаги. И века.

      ***

      Плоды уже медвяно липки

      и вытекает жаль из груши,

      обшарив сад, нас обнаружив

      глазами не рождённой скрипки.

      И ветер паутины нить

      находит и тревожит синие,

      дрожа на кончиках ресниц

      чувствительными Паганини.

      ***

      Неглиже от second hand,

      гвоздь советский из штиблет,

      чай, полпачки сигарет,

      гость вчерашний на обед.

      Вам, щетина, сколько лет?

      Сквозь газету тихий свет,

      вроде светит, вроде нет.

      ***

      Не всё так близко, что слышится,

      не всё так хорошо, что пишется,

      не всякая икона светится,

      не каждая – в небо лестница.

      И слово, что на заборе

      начертано, – не история.

      Не всякая птица –