Житейские измерения. О жизни без вранья. Людмила Табакова

лет назад. Что ответить ей, я не знал.

      – Да ты не слушаешь… – рассердился Фарход, заметив мой отрешённый взгляд.

      Я вздрогнул и поднял глаза.

      – Так вот, – продолжал Фарход, убедившись, что снова завладел моим вниманием, – я думал: уехать или нет? Хотел что-то делать себе, для эта… Ватан… да, вспомнил – Родина, для любимой девушки и не знал, что надо. Сибирь богатый… Заработаю деньга, вернусь к Леночке. Мы живём там, где во дворе с чистой вода арык. За забором – урючный сад. Недавно посадили новый. Ты знаешь, что имя Елена только у самых красивых девушка? Нет? Она будет моей женой. Ба худо!

      Арык с чистыми водами, урючный сад… Совесть била во все колокола:

      – Ты отыщешь их! Ты отыщешь! Отыщешь!

      – Ба худо! – попытался я перекричать звон колоколов, потом совсем тихо продолжил. – Трудом праведным не наживёшь палат каменных. А если и заработаешь, могут тут же отобрать. Будем верить, что тебе повезёт, Фарход. Остановишься у меня. У судьбы нет привычки сводить посторонних.

      Через пятнадцать минут другой берег Енисея принял паром, соединивший не только берега, но и людей с их проблемами, отношениями, чувствами. Горящие на солнце окна изб видели, как сошли с него люди. Среди них – русский, седой мужчина зрелого возраста, и странное трио: таджик, верблюд и осёл.

      Примечание: Ба худо (тадж.) – я клянусь.

      Сиреневый блюз

      Последним ослабевшим лучом солнце едва прикоснулось к цветущей сирени и остановило удивлённый взгляд на берёзе. Её золото блеснуло отчаянно и обречённо. Измученная плохой экологией природа необоснованно определила дерево на новое местожительство в непривычной природной зоне. К тому же, перепутав осень с весной, заставила в сентябре цвести сирень, магнолию, каштаны…

      День отгорел. Он оставил Вере немного тепла от пепла, немного от остывающих батарей, но окончательно отключил тепло душевное. В закрытое окно рвалась темнота, глухая тоска тоже искала место под крышей.

      Ночь – пустынная безмолвная страна, где Вера до утра оставалась в гордом, неприкосновенном одиночестве. Уличные фонари, заглядывая в комнату, устали читать её невесёлые мысли, и только под утро она, закрыв последнюю страничку воспоминаний, поставила многоточие.

      Две недели назад Вера приехала на южный курорт. Черноглазый дворник в фартуке оранжевого цвета ловким движением метлы смахнул листья с первой ступеньки лестницы, ведущей в приёмное отделение, скептически улыбнулся, увидев огромный чемодан, и уступил дорогу. Женщины на скамейке у корпуса оживились:

      – Этой удачи не видать, – вынесла вердикт пожилая круглая женщина в соломенной шляпе с квадратными полями.

      – Ишь, барахла нагрузила. Сейчас чемодан сама тащит, и вряд ли потом носильщик найдётся, – присоединилась к её мнению подруга в бигуди, прикрытых ярким платком.

      Высказались, как из ружья выстрелили, замолчали и впились глазами в приезжую: чёлка, прилипшая к мокрому лбу, проницательные