Житейские измерения. О жизни без вранья. Людмила Табакова

Как-то соседка сметаны полведра принесла – масло сбить. Но пока хозяин для этого охламона сено с сеновала доставал, Мишка носом кнысь по запорной вертушке, и в шаг у ведра оказался. Ртом и носом сметану тянул. Хотел Андрей его вилами навернуть, не по злобе, так, для острастки. Да жалко стало. Как сын он ему был.

      Теперь Мишка под сосенкой, присыпанный хвоей, лежит. Отравили нелюди…

      Не нужно теперь сено. Нет больше Мишки. И людей в деревне нет. Разбросал Андрей сено на крыльце, у стен, у ворот, у забора. Бросал, пока не оставили силы, а из груди не вырвался глухой стон.

      Он снова достал сигареты и спички. Прикурив, с тоской посмотрел на деревянное корыто, в котором его в детстве купали, и, по-звериному зарычав, проводил затуманенным взглядом юркнувшую в сено спичку.

      Мёртвое теперь всё кругом – ни единой живой души. Ничего не осталось от прежней жизни.

      А на следующий день гидростроители затопили деревню, и поплыли по Ангаре сломанные кресты и остатки гробов с местного кладбища, а с ними труп несчастного телка Мишки, так и не успевшего повзрослеть.

      Теперь Классик, возрождаясь из пепла, налаживал жизнь в квартире, которая была положена по закону. Работа охранника в магазине пришлась по душе: целый день с народом, быстрей время бежит. А по вечерам брал в руки заветную тетрадку со стихами собственного сочинения, перечитывал написанное, добавлял новое. Тревожил сердце бесхитростными строчками о безвозвратной молодости, о затопленной деревне, одиночестве среди людей. Хорошо, плохо ли писал, неведомо. Показали ему как-то Анну: грамотная женщина, правильно оценит. С тех пор Андрей её встречал и провожал глазами, а подойти не решался. Уж больно строгая на вид!

      Анна жила одна, а людям, пристающим к ней с вопросом «почему», улыбаясь, отвечала:

      – Нет, замужем я была… – выдерживала паузу, – но… муж умер… от любви ко мне.

      На самом деле бывший муж спокойно жил в соседнем доме с дамой, «приятной во всех отношениях».

      Сначала он попробовал жить на два дома, пытаясь понять, как устроить семейную жизнь, если не успеешь жениться на молодой, как подрастает ещё моложе. Но однажды утром ему не повезло: поцеловал жену, а прошептал чужое женское имя. Тайное стало явным, и Анна из мести рассыпала целое ведро зерна от своих дверей до квартиры любовницы мужа. Думала, ему стыдно станет, когда все увидят, куда дорожка привела, и вернётся. Не вернулся. Смирилась Анна:

      – Пусть с ней живёт… Ему там лучше…

      Отношения с Богом тоже не складывались. Он жил сам по себе, Анна тоже, понимая, что ему не до её мелочных проблем, и по доброте душевной прощала его равнодушие. Она допускала мысль о том, что он существует. Бог был у неё где-то внутри. А принимать посланников божьих на Земле не хотелось. Поэтому в храм Анна не ходила, поклоны не била, посты не соблюдала. Всю жизнь она красной пастой исправляла в тетрадях чужие ошибки, а до своих ошибок руки