Панацея. Художник должен быть голодным три раза в день. Владимир Черногорский

«Если к утру не рассчитаетесь, отключим и опозорим», – Василий взглянул на часы и пошептался с кукушкой, – Осталось часа три-четыре, от силы – пять.

      – Эх… – в этот раз послышалось из еще-ниже.

      – Я бы не стал доверять нашим ходикам, – пришел на помощь Хозяину двуличный мух. По правде говоря, он вообще не доверял всем насекомоядным, а безответственным матерям тем паче, – Сука она, сука и есть.

      – ПАпрАшу… – оскорбилась старая гадалка, – Я-то своих на теплое место пристраиваю. А где ваши обретаются, вы хоть в курсе?

      Вступать в «сухие» дискуссии было не в правилах родовитого крыльяносца, и посему, смежив веки, он повернулся спиной к брошенному вызову и принялся беззвучно умножать киловатт/часы сначала на рубли с копейками, а затем, увлекшись, на американские доллары и китайские юани.

      Поднаторевшие в преодолении трудностей и невзгод сельской жизни дачники на время призадумались. Кое-какие свечи из нутряного жира озерных крыс в доме имелись, новостями за пределами шести соток они интересовались мало, а помыться можно и в бане. Но – ПОЗОР! Это мерзкое для благородного создания слово стучало набатом в виски и отсвечивало на воротах.

      – Лучше смерть! – поперхнулся сладким известный на всю округу стукач, Василий, – Давайте кого-нибудь продадим или заложим.

      Затерявшийся во внутренней эмиграции Петрович продолжал держать театральную паузу. Базедушка тоже молчал, боясь сбиться со счета, и только пестрая аферистка поддержала «разумное во всех отношениях» предложение:

      – Вот Председательшу и сольем.

      – Ура!!! Мы спасены! – обрадовались компаньоны и потянулись к столу.

      Чукаево

      Сентябрь 2014 г.

      Неприкаянные

      Еще один охотничий день подходил к концу. Вернее, самая интригующая фаза спряталась за верхушки худосочного мелятника, и мне не оставалось ничего интереснее, нежели попытаться найти дорогу обратно, в деревню. Место было новое, неисхоженное и вскорости я окончательно заплутал. Молодой березняк сменился густым хвойным урочищем, которое, как подсказывала интуиция, служило последней преградой на пути к накрытому бабулькой столу и нагретой лежанкой под лоскутным одеялом. Шестое чувство плохая замена армейскому компасу, но верный спутник оставался висеть в избе после вчерашней экспедиции к богатой дичью старице. Воспоминания об удачной охоте на стремительных бекасов слегка приободрили. Прибавил шаг: «Если не кружить, куда-нибудь да выйду».

      А «выйти» хотелось. Последние лет десять вышагал в состоянии близком к паритетному – между жизнью и смертью, где роль плюс одной голосующей акции выполняла собачка. Быть скомпрометированным женщинами не представлялось возможным по двум причинам. Во-первых, исчерпались фантазии. Размышления о второй оптимизма не добавляли. Дети выросли и отдалились. В итоге пуповина, связывающая с реальностью, оборвалась,