Повесть о днях моей жизни. Иван Вольнов

я говорю:

      – Грех – с орех…

      – А спасенье – с ложку! – подхватывает отец и, грозя пальцем, продолжает: – Ты меня не проведешь, малец, я все-о понимаю!.. – Собрав лицо в ряд лучистых морщин, он наклоняется ко мне и дразнит: – Кунба твоя невеста, а не Мавра. Вот что, друг любезный!..

      – Глаза мои лопни – Мавра, – встал я, чтоб перекреститься, но закружилась голова, и я ткнулся лицом в подушку и застонал.

      Перепугавшаяся мать прогнала отца с лежанки, и я заснул.

      На Ивана Крестителя отец важно промолвил:

      – Иван Петров, поздравляем вас с именинами.

      – Зачем? – спросил я.

      – Потому как вам пошел восьмой год, значит, получай вот, чтобы целый год веселым быть, – и подал мне губную гармошку.

      – Где ты ее взял? – выхватил я у него игрушку.

      – Э-э, – подмигнул отец, – еще молод знать, – и засмеялся.

      Вечером мы остались вдвоем с Мотею.

      – Что, ребятишки на Фединой горе катаются? – спросил я у сестры.

      – Воспа, – ответила она.

      – Чего ты говоришь?

      – Хворают воспой.

      – Как я? – спросил я, приподнимаясь.

      – Нет, как я, – ответила сестра, – все в шелухе…

      Вся Драловка и Заверниха лежали в оспе. Зайдя через неделю к Титовым после того, как я оправился, я увидел на кутнике, в тряпье, Маврушку, рядом с братом, всю в коросте. Глаза ее слиплись, руки завязаны тряпицею назад, рот обметан гнилыми струпьями и перекошен от боли. Девочка сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, терлась щеками о плечи, на нее кричали, а она просила водки тоненьким, жалобным голосом. Рядом с нею – Влас, двухгодовалый братишка, похожий на тупорылого кутенка, шевелил беспомощно ручонками, смотря на меня одним глазом, из которого текла слеза, а другой глаз слипся и распух. На веке рана, бровь ободрана, из уха ползет грязно-зеленоватый гной.

      – Ма-а… – пищит он, раскрывая рот и цепляясь за дерюгу тонкими пальчиками с отросшими грязными ногтями.

      Я подошел к Маврушке, спрашиваю:

      – Не ходишь в школу-то иль ходишь?

      Девочка протянула вперед шею.

      – Кто там? – прошептала она.

      – Я…

      – Кто – Ваньтя?

      – Да. Я тоже хворал… утонул было под мельницей.

      – Я знаю, – ответила Мавра и, повернув лицо к столу, заныла: – Пое-е-есть!..

      Мать ткнула ей в рот кусок хлеба.

      – Жуй.

      – Вина-а да-а-ай… – заплакала девочка.

      Мать толкнула ее в голову, ворча:

      – Куражишься, дрянь! Как вот хлясну по губам-то!..

      Маврушка заскулила. Глядя на нее, и Влас заплакал.

      – Уходи отсюда, выпороток! – крикнула на меня Маврушина мать и принялась, плача в голос, стегать детей лапотной веревкою.

IX

      На трех святителей драловский сотский дядя Левон, Кила-с-Горшок наряжал народ на сходку.

      – Эй, вы, слышите? Земский будет! – зычно кричал он, постукивая в раму батогом. – Подати!..

      Отец возвратился со сходки поздно вечером, когда я спал. За завтраком поутру был угрюм и ни за что обругал Мотю.

      На