Неизлечимый детектив. Андрей Кокоулин

Каули. Здесь дождь и… Всюду вода. Нам бы переждать непогоду…

      – И обсохнуть, – добавил Том.

      – И переночевать, – сказал я.

      Родерик пихнул меня локтем.

      Некоторое время за дверью молчали. Я так и видел, как старик, уставя бесцветные глаза в пол, пытается сообразить, кроется ли в незнакомцах опасность.

      И так взвешивает, и этак.

      Трое. Просятся в дом. Но вежливо. Джентльмены. Может быть даже из столицы. Приятное общество, чтобы скоротать вечер.

      А ну как нет? Мало ли.

      – Входите.

      Щелкнул массивный засов, и одна из створок приоткрылась. Гарпаст ринулся внутрь, на золотистый свет свечи, первым.

      – Наконец-то! – Расстегивая макинтош, он загородил весь проход. – Мы уж думали – все! У вас что-то темно, кстати…

      – Экономим, – был ему ответ.

      Гром раскатился по небу. Дождь превратился в ливень. Наверху, над нами, хлопнул ставень.

      – Родерик!

      Я попытался подвинуть друга.

      – Имейте совесть, Джонатан, – недовольно произнес Гарпаст. – Здесь хорошие полы, я стараюсь не наследить. А вот еще и скамеечка…

      Он сел и принялся кряхтя стаскивать грязные ботинки.

      С баулом на плече я все же протиснулся мимо него и чуть не столкнулся с держателем свечи.

      Как я и предполагал, это оказался старик в поношенном, побитом молью фраке, сорочке и серых панталонах. Скорее всего, дворецкий. Если, конечно, в доме, кроме него, имелся кто-то еще из прислуги. А так, наверное, он был и камердинером, и садовником, и привратником, и каменщиком, и, возможно, даже конюхом. Унылое лицо. Длинный нос, седые баки, поджатые в неодобрении губы. Руки у него подрагивали, и огонек свечи плясал один из тех туземных танцев, о которых писал путешествовавший по Африке Ливингстон.

      – Будьте добры… – я опустил на пол баул.

      Он посторонился.

      – Сэр, – Том протянул мне над Родериком жирандоль.

      Звякнул хрусталь. Я, оцарапавшись, перехватил. Затем принял и второй баул.

      Гарпаст, сменив ботинки на нашедшиеся под ногами мягкие туфли, костяшками пальцев стукнул в стенную панель.

      – А у вас здесь мило, – сказал он старику. – Мило. Куда идти?

      – Сюда, сэр, – показал свечой слуга.

      И медленно, с достоинством, повернулся.

      – Оба этажа жилых? – спросил Родерик.

      – Конечно, сэр.

      По мере того, как они удалялись вглубь дома (Родерик безбожно шаркал), голоса их звучали все глуше.

      – И сколько жильцов?

      – Десять вместе со мной, сэр.

      Затем что-то стукнуло, и свет свечи, и голоса пропали.

      Мы с Томом, оставшись одни в полумраке, переглянулись. Дом вокруг нас поскрипывал, постанывал, играл тенями и шевелил шторами.

      Наверху, над головами, казалось, кто-то ходил.

      – Жуть какая, – выдохнул кэбмен.

      – Не в бруэме же ночевать, – сказал я, снимая сюртук.

      Том последовал моему примеру и освободился от пальто.

      Синий