Медный всадник. Полина Саймонс

я и говорил, ничего страшного. Много порезов стеклом. Это ребра болят.

      – Что же мне надеть? – взмолилась она, уткнувшись лицом в простыню. – Это все, что у меня есть.

      – Не волнуйся, завтра что-нибудь отыщем.

      Он перебинтовывал ее сзади, чтобы голова не находилась всего в сантиметре от ее грудей, которые она продолжала закрывать ладонями. Ему до смерти хотелось прижаться губами к ее плечу. Но он сдержался.

      Потом он уложил Татьяну поудобнее, прикрыл одеялом и крепко перебинтовал ногу, обложив предварительно палочками.

      – Ну как? – улыбнулся он. – Правда ведь легче? А теперь держись.

      Она едва сумела поднять руки к его шее.

      Александр перенес ее на свою походную койку, и Татьяна еще несколько секунд обнимала его, прежде чем отстраниться. Он бережно укутал ее шерстяным одеялом.

      – П-почему мне т-так холодно? – спросила она, стуча зубами. – Эт-то значит, что я ум-мираю?

      – Нет, – заверил он, – все обойдется. Но нужно поскорее доставить тебя в город.

      – Я не могу идти. Что же нам делать?

      Легонько похлопав ее по ноге, он шепнул:

      – Тата, главное, что мы вместе. Я обо всем позабочусь. Не волнуйся.

      – Я и не волнуюсь, – едва улыбнулась Татьяна, пристально глядя на него в полумраке.

      – Может, к завтрашнему дню починят дорогу. Всего три километра отсюда. Жаль, что у меня реквизировали грузовик. Но им он нужен больше. Нужно уходить на рассвете.

      Он придвинулся чуть ближе:

      – Где ты была до того, как решила побывать под огнем немцев?

      – Рыла окопы, вдоль по берегу. Под огнем немцев. Они на другом берегу.

      – Знаю. Завтра или послезавтра они переправятся на наш. Поэтому и нужно уйти засветло. Но пока не трогайся с места. – Он улыбнулся. – У меня есть примус. Сейчас наберу воды, умоюсь. И заварю тебе чай.

      Он вынул из рюкзака бутылку водки и поднес к ее губам.

      – Я не…

      – Выпей, прошу. Ты вряд ли вынесешь боль. Водка хоть немного ее заглушит. Ты когда-нибудь что-то ломала?

      – Руку, много лет назад, – пробормотала Татьяна и, передернувшись, выпила.

      – Почему ты отрезала волосы? – допытывался он, поддерживая ее голову и глядя на нее сверху вниз. Какая невыносимая мука – быть так близко к ней!

      – Не хотела, чтобы они мешали. Я тебе противна?

      Она смотрела на него своими огромными беззащитными глазами.

      – Нет, – прохрипел Александр.

      Потребовалась вся его сила воли, чтобы не наклониться и не поцеловать ее. Пришлось поскорее убраться из палатки. Собраться с мыслями. Овладеть собой. Ее беспомощность и уязвимость заставили его дать волю так долго скрываемым чувствам, и теперь он оказался в их власти. Полностью. Окончательно.

      Он отправился к ручью, вскипятил чай и вошел в палатку. Она полудремала-полубодрствовала. Что бы он не отдал сейчас за ампулу морфия!

      – У меня есть шоколад. Хочешь кусочек?

      Татьяна легла на здоровый бок и стала посасывать шоколад. Александр сидел на траве, подняв колени к подбородку.

      – Хочешь