Мессия Дюны. Дети Дюны (сборник). Фрэнк Герберт

фримены звали «грязной».

      Когда же наконец придет весть от врачей? Секунды осторожно крались мимо него, не решаясь обеспокоить своим присутствием.

      Ожидание… ожидание… И Бене Гессерит еще ничего не ответили с Валлаха. Естественно, не без умысла.

      Все это он уже видел… когда-то. Но теперь он отгораживал свое сознание от пророчества, желая быть просто рыбой, скользящей в водах времени не по собственной воле, а повинуясь могучим течениям и не сопротивляясь судьбе.

      Гхола звенел оружием, разглядывал его. Пауль вздохнул, протянул руку к поясу и выключил щит. Как и всегда, по коже волной пробежали мурашки.

      Когда придет Чани, придется встретить ее гнев лицом к лицу, думал Пауль. Пока еще ему отпущено достаточно времени, чтобы примириться с тем, что его умолчание продлило ей жизнь. Разве он был не прав, предпочитая Чани наследнику? Ах-хх, по какому праву он решил это за нее? Дурацкая мысль. Нечего было и колебаться, зная альтернативу: застенки, пытки, горе… и все остальное, куда худшее.

      Он услышал, как отворилась дверь… раздались шаги Чани.

      Пауль повернулся.

      Лицо Чани дышало убийством. Все прочее: золотое одеяние, подбиравший его широкий фрименский пояс, ожерелье из водяных колец, рука на бедре, возле ножа, внимательный взгляд, мгновенно обежавший комнату, – только подчеркивало грозу на лице.

      Когда она оказалась рядом, Пауль раскрыл объятия и привлек ее к себе.

      – Кто-то, – выдохнула она, уткнувшись носом в его грудь, – все это время потчевал меня контрацептивом… пока я не перешла на новую диету. Будут сложности с родами.

      – Но есть же какие-то средства? – спросил он.

      – Опасные. Я знаю, кто давал мне этот яд! И возьму ее кровь!

      – Сихайя, – шепнул он, еще крепче прижимая ее к себе, чтобы унять внезапную дрожь. – Ты же понесла. Разве этого не довольно?

      – Сейчас моя жизнь просто сгорает, – отвечала она, – будущие роды определяют теперь всю мою жизнь. Врачи сказали мне, что все жизненные процессы ужасно ускорились. Я должна есть, есть и есть… Пряность тоже – во всех видах – есть и пить. Я убью ее за это!

      Пауль притронулся губами к ее щеке.

      – Нет, моя Сихайя, ты никого не убьешь, – и подумал: Любимая, Ирулан продлила твою жизнь. Роды принесут тебе смерть.

      Горе грызло кости его, и жизнь утекала… в черную пустоту.

      Чани отодвинулась от него.

      – Ее нельзя простить!

      – Кто говорил о прощении?

      – А тогда почему мне нельзя просто убить ее?

      Вопрос откровенный, чисто фрименский, и Пауль едва сумел подавить истерическое желание расхохотаться, с трудом выдавив взамен:

      – Это ничего не исправит.

      – Ты видел это?

      И то, что он видел, мгновенно предстало перед его умственным взором. У Пауля заныло под ложечкой.

      – Видел… видел… – пробормотал он. Все вокруг до мельчайших подробностей укладывалось в будущее, которое буквально парализовало его. Слишком часто он видел все это; какие-то цепи приковали его к этому будущему, которое сладострастным суккубом[4]

4

демон женского пола, вступающий в связь с мужчинами.