Имаго. Тьма придет на рассвете. Элен Фир

и умчалась на кухню. Взгляды Холли и Джи испепеляли меня, и я не выдержала:

      – Что?

      – Ничего, – протянула Джи.

      Пытаясь чем-нибудь занять руки, она схватила хлебную палочку из плетёной корзинки и надломила её пополам. Этот звук напомнил мне

      ломающиеся кости

      о рубке дров в лесу. И этот запах свежего дерева…

      – Скажи, Холли, – Джи обратилась к ней, – как дела в школе?

      – Ой, замечательно! – Холли поддержала игру и быстро закивала головой, налаживая беседу. – Правда, есть одни ребята…

      Я слушала их мельком, особенно не вникая, но иногда ради приличия вставляя реплику-другую. Желудок свербило, и я мысленно успокаивала себя, что скоро мой заказ будет готов, но только вот от одной мысли о пицце горло судорожно сжималось. Джи и Холли неприятно косились на меня: наверное, ожидали того, что я вот-вот рухну на пол и начну кататься по нему с дикими воплями. Я раздраженно выдернула из растерзанной цветистой салфетки пучок ниток.

      Вскоре наши заказы появились на столе, дымясь и распространяя вокруг яркие ароматы. Я взяла элегантный бокал, покрытый изморозью, отхлебнула вино и поморщилась: кислятина.

      – Чего ты скривилась? – Джи выхватила у меня бокал и сделала глоток. – М-м-м! Очень вкусное, жаль, что не заказала себе такое же.

      – Ты шутишь? – я поболтала вино по бокалу. – На вкус прямо уксус.

      – О, – Джи поперхнулась, – нет, не может быть. Очень приятное!

      Глядя, как она, весело стрельнув глазами, вновь отпила мое вино, я задумалась. Во рту остался неприятный привкус, словно там нагадили триста кошек. Я всегда любила белое вино (хотя моей истинной страстью было красное), но такая реакция у меня впервые. Даже на зубодробительный брют я реагировала более чем положительно.

      – Наверное, это все от лекарств? – предположила Холли, выколупывая кусочки ананаса с пиццы и съедая их отдельно. – Ма говорит, что вкусы могут меняться после болезни.

      Вкусы могут меняться после болезни…

      – Холли, а как папа себя чувствует? – поинтересовалась я, поглаживая ножку бокала. – Выздоровел?

      – Я бы не сказала, – Холли помрачнела и опустила глаза. – Он теперь постоянно раздражен. Сегодня вот доктор сделал ему укол утром – и он ходил очень сердитый, раздражённый. Я боюсь его. С ним что-то не так.

      – Это все грипп! – заявила Джи с набитым ртом. – По телевизору передавали, что идёт мощная волна гриппа. Нам стоит быть осторожными.

      Я мрачно посмотрела в тарелку и ужаснулась.

      По пицце ползали черви. Белые и тонкие, они кишмя кишели в помидорах и тесте; их длинные, полосатые тельца извивались и сталкивались, пытаясь сожрать как можно больше, чтобы просуществовать чуть-чуть подольше. Я перевела взгляд на Джи и Холли: у обеих на губах шевелились личинки, а пиццы казались рябыми от их огромного количества.

      Я ощутила кислоту, поднимающуюся из желудка, и прежде, чем успела что-либо сказать или сделать, меня вырвало прямо