Вездесущий. Анатолий Спирин

из-за расстройства болит, иногда резанёт, аж в глазах темно становится».

      Андрей обратил внимание на сгусток пульсирующей ауры разной тональности, то она была жёлтого цвета, то вдруг становилась тёмно-вишнёвой. Девушка при всплеске этого тёмного пятна болезненно морщилась и тихо стонала. Рядом стоящая пожилая блондинка тихо шептала:

      – Танюша, что ж ты мучаешься, иди отлежись, да лекарство прими, и без тебя здесь обойдёмся. Да и операцию, наверное, отложить придётся. Видишь, Евгений Александрович не в себе?

      Андрею понравилась эта девушка, её красивые глаза выражали муку и страдание, ему казалось, что она вот-вот разревётся. Хотелось сказать ей что-нибудь ласковое и приятное, но он побоялся очередной паники.

      Проникнув вглубь тела девушки, он обнаружил, что нервные клетки желудка и прямой кишки возбудились и были необычного серого цвета. Он словно сдавил ладонями огненный шар и держал его до тех пор, пока он не сравнялся с общим фоном, принося душевный покой ему и уж точно этой симпатичной девушке.

      – Софья Ивановна, удивительно, но боль ушла, я чувствую себя так, что готова парить в воздухе, кажется, что стоит мне оттолкнуться, и я полечу. Такая лёгкость во всём теле, что я его не чувствую.

      – Слава богу, Танюшка, а то я смотреть на тебя не могла – девочка ты наша хорошая, – и она погладила по голове свою молодую напарницу.

      Этот диалог шёл одновременно с действиями, связанными непосредственно с Евгением Александровичем: его подняли, усадили на кушетку и пытались определить, что случилось со здоровым, никогда не жалующимся на здоровье хирургом. Обычно красное лицо его было бледным, он капризно отталкивал руки женщин и приборы, с помощью которых они пытались понять причину столь неожиданного отказа здоровья.

      – Уйдите все с моих глаз долой! Никого видеть не хочу! Здоров я, и ничего со мной не произошло! Вон отсюда, и дверь закройте – я один хочу побыть…

      Решив пожалеть старого хирурга, Софья Ивановна тронула его осторожно за плечо:

      – Устали вы, Евгений Александрович, шли бы отдохнуть – лица на вас нет.

      Он вяло отмахнулся и произнёс усталым раздражённым тоном:

      – Идите, идите, я вас позову.

      Только дверь закрылась, он тут же поднялся и быстро подошёл к Андрею.

      – Так-так… Значит, говоришь, тебе больно, и это услышал только я один? Ведь это так? Ну что же ты молчишь? Скажи мне что-нибудь, подай хоть какой-то знак. – Он схватил скальпель, руки его задрожали, линзы очков зло сверкнули. Занеся скальпель над лицом Андрея, он замер жуткой статуей в лихорадочном раздумье. «А если парню на самом деле больно? – надо сделать анестезию и приступать к операции немедленно. Неужели его психика стала сдавать? Может, и правда, на пенсию пора? – огурчики выращивать!»

      Андрей осторожно отвёл остриё лезвия в сторону, тихо шепнул в ухо хирургу: «Евгений Александрович, прошу вас – только без паники и истерик. Каким бы вы ни были великолепным специалистом по пластической