Памела Жиро. Оноре де Бальзак

g>, их дочь.

      Жозеф Бине.

      Дюпре, адвокат.

      Антуан, лакей Руссо.

      Жюстина, горничная г-жи Руссо.

      Лакей г-на Дюпре.

      Полицейский чиновник.

      Полицейский комиссар.

      Судебный пристав.

      Следователь.

      Полицейские, жандармы.

      Действие первое

      Сцена представляет мастерскую цветочницы на чердаке. При поднятии занавеса Памела работает, а Жозеф Бине сидит возле нее. Мансарда уходит в глубь сцены: справа – дверь, слева – камин. Потолок мансарды срезан под углом, так что в глубине ее, возле окна, человек едва может стоять выпрямившись.

      Явление первое

      Памела, Жозеф Бине и Жюль Руссо.

      Памела. Господин Жозеф Бине!

      Жозеф. Что прикажете, мадмуазель Памела Жиро?

      Памела. Итак, вы хотите, чтобы я вас возненавидела?

      Жозеф. Что же, если с этого начинается любовь, – возненавидьте!

      Памела. Я не шучу!

      Жозеф. Значит, вы даже слушать не желаете о том, как сильно я люблю вас?

      Памела. Ну раз вы сами меня к тому принуждаете, скажу вам без обиняков: я не желаю быть женою обойщика.

      Жозеф. Разве для того, чтобы жениться на цветочнице, обязательно быть императором или вроде того?

      Памела. Нет… Надо быть любимым, а я не чувствую к вам никакой любви.

      Жозеф. Никакой? Я всегда полагал, что существует только одна любовь.

      Памела. Да, любовь одна, но когда нет любви, к человеку можно относиться по-разному. Например, вы можете быть моим другом, хоть я в вас и не влюблена…

      Жозеф. О!

      Памела. Вы можете мне быть безразличны.

      Жозеф. А!

      Памела. Вы можете быть мне ненавистны. Но в настоящую минуту вы мне просто надоели, а это хуже всего.

      Жозеф. Надоел! А я-то из кожи вон лезу, чтобы исполнить все ваши желания!

      Памела. Если бы вы исполняли все мои желания, вы не сидели бы тут.

      Жозеф. Ну, а если я уйду… полюбите вы меня хоть чуточку?

      Памела. Но ведь я же сказала, что люблю вас, только когда вас здесь нет.

      Жозеф. А если я совсем перестану бывать здесь?

      Памела. То доставите мне этим большое удовольствие.

      Жозеф. Боже мой! Зачем я, старший подмастерье обойщика в заведении господина Мореля, будущий владелец собственного дела, зачем только я влюбился в нее? Зачем? Я забросил дела… Думаю только о ней… Поглупел даже. Если бы знал мой дядюшка! Мало ли в Париже других девушек… да в конце концов, мадмуазель Памела Жиро, вы-то кто такая, чтобы так важничать?

      Памела. Я дочь бедного портного, который разорился и поступил в привратники. Я тружусь день и ночь, чтобы заработать себе на жизнь (если только это называется жизнью). Я не могу позволить себе даже самого скромного удовольствия – поехать за сиренью в Пре-Сен-Жерве, и я, конечно, понимаю, что я не ровня старшему подмастерью господина Мореля. Я не хочу входить в семью, которая будет считать себя униженной этим браком. Семья Бине!

      Жозеф. Да что с вами, моя крошка, моя птичка, моя прелестная Памела? Уже больше недели, как вас узнать нельзя. Еще недавно я приходил к вам каждый вечер, вырезал вам листья, скручивал стебли для роз, делал тычинки для маргариток; мы болтали, иной раз отправлялись в театр, на мелодраму, чтобы вместе поплакать… И я был тогда «милым Жозефом», «дорогим Жозефом». Словом, Жозефом, вполне пригодным в мужья. Вдруг – баста! Всему конец!

      Памела. Да уходите же! Вы тут не на улице и не у себя дома.

      Жозеф. Ну, хорошо, ухожу, мадмуазель… Ухожу. В привратницкой поговорю с мамашей Жиро: она-то не прочь принять меня в свою семью и намерений своих, кажется, не изменила.

      Памела. Что ж, если не удастся в семью, так войдите хоть в привратницкую, господин Жозеф. Подите поговорите с маменькой, подите!

      Жозеф уходит.

      Авось, ему удастся отвлечь их внимание, и господин Адольф сможет пройти сюда незамеченным. Адольф Дюран! Какое красивое имя! Уж в одном этом имени – целый роман. А сам какой красивый! И подумать только: вот уже две недели, как он прямо-таки преследует меня… Я и раньше знала, что недурна собою, но никак не думала, что так хороша, как он уверяет. Он, вероятно, артист или чиновник. Но кто бы он ни был – он мне нравится; и он такой благовоспитанный. А вдруг его внешность – один обман, вдруг он человек нехороший… ведь письмо, которое он так таинственно прислал мне сегодня… (Вынимает из-за выреза корсажа