Аристократка. Михаил Зощенко

баба и есть, чертова баба… Пущай уж, гражданин судья… Я тоже… И я виновный. Пущай уж… У-у, стерва…

      Судья совещается с заседателями.

      1923

      Любовь

      Вечеринка кончилась поздно.

      Вася Чесноков, утомленный и вспотевший, с распорядительским бантом на гимнастерке, стоял перед Машенькой и говорил умоляющим тоном:

      – Обождите, радость моя… Обождите первого трамвая. Куда же вы, ей-богу, в самом деле… Тут и посидеть-то можно, и обождать, и все такое, а вы идете… Обождите первого трамвая, ей-богу. А то и вы, например, вспотевши, и я вспотевши… Так ведь и захворать можно по морозу…

      – Нет, – сказала Машенька, надевая калоши. – И какой вы кавалер, который даму не может по морозу проводить?

      – Так я вспотевши же, – говорил Вася, чуть не плача.

      – Ну, одевайтесь!

      Вася Чесноков покорно надел шубу и вышел с Машенькой на улицу, крепко взяв ее под руку.

      Было холодно. Светила луна. И под ногами скрипел снег.

      – Ах, какая вы неспокойная дамочка, – сказал Вася Чесноков, с восхищением рассматривая Машенькин профиль. – Не будь вы, а другая – ни за что бы не пошел провожать. Вот, ей-богу, в самом деле. Только из-за любви и пошел.

      Машенька засмеялась.

      – Вот вы смеетесь и зубки скалите, – сказал Вася, – а я действительно, Марья Васильевна, горячо вас обожаю и люблю. Вот скажите: лягте, Вася Чесноков, на трамвайный путь, на рельсы и лежите до первого трамвая – и лягу. Ей-богу…

      – Да бросьте вы, – сказала Машенька, – посмотрите лучше, какая чудная красота вокруг, когда луна светит. Какой красивый город по ночам! Какая чудная красота!

      – Да, замечательная красота, – сказал Вася, глядя с некоторым изумлением на облупленную штукатурку дома. – Действительно, очень красота… Вот и красота тоже, Марья Васильевна, действует, ежели действительно питаешь чувства… Вот многие ученые и партийные люди отрицают чувства любви, а я, Марья Васильевна, не отрицаю. Я могу питать к вам чувства до самой моей смерти и до самопожертвования. Ей-богу… Вот скажите: ударься, Вася Чесноков, затылком об тую стенку – ударюсь.

      – Ну, поехали, – сказала Машенька не без удовольствия.

      – Ей-богу, ударюсь. Желаете?

      Парочка вышла на Крюков канал.

      – Ей-богу, – снова сказал Вася, – хотите вот – брошусь в канал? А, Марья Васильевна? Вы мне не верите, а я могу доказать…

      Вася Чесноков взялся за перила и сделал вид, что лезет.

      – Ах! – закричала Машенька. – Вася! Что вы!

      Какая-то мрачная фигура вынырнула вдруг из-за угла и остановилась у фонаря.

      – Что разорались? – тихо сказала фигура, подробно осматривая парочку.

      Машенька в ужасе вскрикнула и прижалась к решетке.

      Человек подошел ближе и потянул Васю Чеснокова за рукав.

      – Ну, ты, мымра, – сказал человек глухим голосом. – Скидавай пальто. Да живо. А пикнешь – стукну по балде, и нету тебя. Понял, сволочь? Скидавай!

      – Па-па-па, – сказал Вася, желая этим сказать: позвольте, как же так?

      – Ну! – Человек