Аристократка. Михаил Зощенко

Гляжу я – вертится эта дамочка. После цоп пакет и идет… А-а-а, говорю, вкапалась, подлюга…

      – С транвая их, воров-то, скидывать надоть! – сказал сердито человек с пилой.

      – Это ни к чему – с трамвая, – вмешался кто-то. – В милицию надо доставлять.

      – Конечно, в милицию, – сказала гражданка. – Обязательно в милицию… А то еще другой вкапался… Мужчина, славный такой, добродушный… Тоже вкапался. Взял прежде пакет и держит. Привыкает. Будто свой. А я молчу. И в сторону будто гляжу. А он после встает себе и идет тихонько… А-а, говорю, товарищ, вкапался, гадюка…

      – На живца, значит, ловишь-то? – усмехнулся человек с бутылкой. – И многие попадают?

      – Да я же и говорю, – сказала гражданка, – попадают.

      Она замигала глазами, глянула в окно, засуетилась и пошла к выходу.

      И, уходя из вагона, она сердито посмотрела на меня и снова сказала:

      – Сбил ты меня с плану, черт такой! Начал каркать на весь вагон. Теперь, ясно, никто на пакет не позарится. Вот и схожу раньше времени.

      Тут кто-то с удивлением произнес, когда она ушла:

      – И зачем ей это, братцы мои? Или она хочет воровство искоренить?

      Другой пассажир, усмехнувшись, ответил:

      – Да нет, ей просто охота, чтоб все люди вокруг воровали.

      Человек с пилой сердито сказал:

      – Вот какие бывают дьявольские старухи, воспитанные прежним режимом!

      1923

      Стакан

      Тут недавно маляр Иван Антонович Блохин скончался по болезни. А вдова его, средних лет дамочка, Марья Васильевна Блохина, на сороковой день небольшой пикничок устроила.

      И меня пригласила.

      – Приходите, – говорит, – помянуть дорогого покойника чем бог послал. Курей и жареных утей у нас, – говорит, – не будет, а паштетов тоже не предвидится. Но чаю хлебайте, сколько угодно, вволю и даже можете с собой домой брать.

      Я говорю:

      – В чае хотя интерес не большой, но прийти можно. Иван Антонович Блохин довольно, говорю, добродушно ко мне относился и даже бесплатно потолок побелил.

      – Ну, – говорит, – приходите тем более.

      В четверг я и пошел.

      А народу приперлось множество. Родственники всякие. Деверь тоже, Петр Антонович Блохин. Ядовитый такой мужчина со стоячими кверху усиками. Против арбуза сел. И только у него, знаете, и делов, что арбуз отрезает перочинным ножом и кушает.

      А я выкушал один стакашек чаю, и неохота мне больше. Душа, знаете, не принимает. Да и вообще чаишко неважный, надо сказать, – шваброй малость отзывает. И взял я стакашек и отложил к черту в сторону.

      Да маленько неаккуратно отложил. Сахарница тут стояла. Об эту сахарницу я прибор и кокнул, об ручку. А стакашек, будь он проклят, возьми и трещину дай.

      Я думал, не заметят. Заметили, дьяволы.

      Вдова отвечает:

      – Никак, батюшка, стакан тюкнули?

      Я говорю:

      – Пустяки, Марья Васильевна Блохина. Еще продержится.

      А деверь нажрался арбуза и отвечает:

      – То есть как это пустяки? Хорошие пустяки.