Мёд для убожества. Бехровия. Том 1. Е.Л. Зенгрим

– гнет свое Строжка.

      Помбей. Я вдруг вспоминаю, как расплескал флягу этого пойла тогда в Прибехровье.

      Какая же хитрая баба…

      – Так вот на кой черт ты достала помбей, когда мы вели нашу милую беседу, – щурюсь я. – Ты приманила свинуша на запах.

      – Ха, раскусил-таки, – довольно щерится Табита. – Ловкий прием, ага?

      – Шельма, – цежу я, обиженный на себя за собственную глупость. Я ведь еще и сам метнул ту дьяволову флягу… А для чуткого свинушьего обоняния это было похлеще взрыва на парфюмерной фабрике. Идиот.

      Лих, до того сосредоточенно ковырявший в зубах плоской деревяшкой, вдруг влезает в разговор.

      – О, точно! – выплюнув щепку, он проводит языком по зубам. – Этот трюк еще дядя Яков выдумал. Ну, когда он еще…

      Лих внезапно умолкает, словно сболтнул лишнего. Он опускает взгляд в стол, а Табита меняется в лице.

      – Лих, етить тебя… – шепотом ругает его Строжка.

      – Мы засиделись, – гробовым тоном объявляет мастер. – Подъем рано, а вы тут… языками чешете.

      – Ну, я просто… Того… – жалко оправдывается Лих, поскребывая ногтем по пустой миске.

      – Отс-с-ставить, – обрубает Табита, поднимаясь из-за стола. Несмотря на количество выпитого виски, движения женщины остались ровными, чего не сказать о заплетающемся языке. – Я уш-ла. И вам стоит. Строжка, – она бросает на старика холодный взгляд из-под горшка темных волос, – дальше сам.

      – Хрок-ха н-ху на? – вопросительно хрюкает свинуш, обнажив желтые клыки.

      – Доброй ночи, ага, – завершает она и, накинув на плечи чернильный плащ, пропадает за колонной.

      В кирхе воцаряется неловкое молчание. Ровно до тех пор, пока не хлопает входная дверь.

      – Это что еще было, дружище? – не выдерживаю я.

      – Дядя Яков, – вполголоса повторяет Лих, – больная тема…

      – Лих, ёкарный ты балбес! – скрипит на него Строжка, строго сверкнув стеклышками очков. – Помолчи-то уж, ради богов. Тебя в разведку не возьмешь, всё-то выболтаешь…

      – А я что? – Лих надувает губы. – Я ничего…

      – Ой, – дед отмахивается, – чем трепаться попусту, ступай-ка и проводи братца Бруга до его комнаты.

      – Понял, понял, дед, только не зуди, – фыркает Лих.

      – Мне кто-нибудь уже расскажет грязные тайны цеха или нет? – не унимаюсь я.

      – Всё-всё, разговорчики завтра, молодежь, – ворчит старик. – Я встану с зарей-то, дык тогда и ошейник утром налажу, пока спать будешь… Всё настроение отбили, экие вы.

      Собравшись пойти прочь, я закатываю глаза. Но тут же вспоминаю про котелок на столе, уже успевший расстаться с жаром и паром:

      – Погоди, дружище, а добавка?

      Но Строжка, оказывается, сложил очки в кармашек на груди и куда-то уковылял. Уверен, он прекрасно расслышал мои слова, но прикинуться глухим ему показалось лучшим выходом. Удобно ты придумал, ушлый старикан.

      В обеденной остался только немногословный свинуш. Хорха уже схватил котелок в охапку и другим копытцем сгребает