Машина наказаний. Василий Гавриленко

ничего.

      – Подъем!

      Я сел, ошарашено озираясь. Лыжники протирали глаза, негромко переговаривались друг с другом.

      – Скорее завтракаем, – нервным голосом обратился ко всем парень с бородкой, тот, что накануне вырвал у меня веревку.

      – Да, Игорь, надо торопиться, – поддержал его усатый мужчина, судя по внешности, самый старший в этой странной компании.

      – Холатчахль ждет, – засмеялась Людка, доставая из мешка корейку.

      Позавтракали молча, наскоро. Никто уже не шутил, не требовал песен.

      Снаружи мело, красное солнце висело над склоном горы, перекрашивая в багровый цвет покрытые снегом верхушки елей.

      Лыжники разобрали палатку. Я делал вид, что помогаю, стараясь держаться поближе к Людке.

      – Живее, – торопил Игорь. – Нам еще лабаз нужен!

      «Что такое лабаз?» – подумал я, помогая Людке сматывать кусок ткани.

      – Колька, Жорка, Сашка и Рустем, наломайте лапника! Юрка, Зинка, Людка – живо копать яму!

      Я заметил, что Игорь старается не смотреть на самого старшего члена группы и не отдает ему приказов.

      – Держи, – Людка сунула мне в руку небольшую лопатку.

      Я принялся копать снег, не понимая, зачем это нужно.

      – Н-да, лабаз в снегу, – сказал усатый, закуривая. В его голосе я уловил скептические нотки.

      – Времени нет, – неприязненно откликнулся Игорь. – Было бы время, сделали б лабаз по всем правилам – на дереве.

      Усатый хмыкнул, но ничего не сказал.

      Парни принесли еловых веток.

      – Как там яма?

      – Юрка, ну что ты возишься?

      Игорь отобрал у меня лопату и принялся расшвыривать снег.

      – Давайте вещи!

      Лыжники принялись передавать Игорю различные предметы, которые тот складывал на дне ямы. Какие-то мешочки, даже ящик. Отправилась в яму и Зинкина гитара.

      Наконец, Игорь закончил и легко выскочил из ямы.

      – Накрывайте.

      Небольшой склад исчез под слоем еловых веток.

      – Ну, братцы, по коням, – сказал Игорь и направился к торчащим в снегу лыжам.

      Ветер завывал в макушках елей. Я с трудом переставлял ноги, рюкзак давил так, словно половина вещей из него не перекочевала в оставшийся внизу лабаз.

      Поросший еловой щетиной склон горы снизу не казался таким крутым. Здесь же каждый шаг давался с трудом.

      Когда мы приблизились к вжатому промеж двух хребтов перевалу, солнце скрылось за склоном горы. Стало темно. Я едва различал бредущего впереди лыжника.

      На перевале ветер усилился, и он нес с собой снег – мириады острых иголок.

      Кровь стучала в голове, по спине струился пот. Я шагал, не веря, что этот перевал когда-нибудь кончится. Главное не потерять из виду спину лыжника… Не потерять спину. Если отстану – погиб.

      Вдруг цепочка прекратила подъем.

      Человек, идущий впереди меня, обернулся и крикнул изо всех сил:

      – Юрка, привал!

      Мои товарищи, превратившиеся в смутные тени, перечерченные метелью, возились с палаткой, я, как обычно,