Хроника смертельной осени. Юлия Терехова

И что теперь делать?..

      – Ждать, – Булгаков положил руку ему на плечо. – Ждать.

      – Ждать… – безучастно повторил за ним Антон. – Ждать – чего? Пока она захочет увидеть кого-нибудь? Меня или Кортеса?..

      – Почему Кортеса? – изумился Сергей. – С чего бы это ей захотеть увидеть Кортеса?

      – Неважно, – дернул головой Антон. – Он – знает?

      – Нет, – удивился Сергей. – Откуда? Я оставляю тебе право распорядиться этой информацией далее – сообщить, кому ты считаешь нужным: прессе, Мигелю, Орлову, еще кому-либо.

      – Почему мне? – раздраженно поинтересовался Антон.

      – Как почему? – поднял Булгаков брови. – Ты ж ее муж. По крайней мере – считаешь себя таковым.

      Антон крепко сжал губы. Его переполняли горечь и возмущение – мало того, что ему не дозволено увидеть Анну – хотя он до сих пор не может осознать то чудо, что она жива – так ему еще вменяется в обязанность сообщить это Кортесу и Орлову!

      – Будь мужчиной, – Булгаков сжал его руку. – Не раскисай. Если ты смог пережить ее смерть, то ее воскрешение ты уж как-нибудь переживешь.

      – Твой цинизм неуместен, – Антон не ответил на его пожатие. – Но я справлюсь.

      И он справился. В тот же вечер он позвонил Мигелю и коротко сказал:

      – Анна не умерла. Она жива – нас намеренно ввели в заблуждение.

      На том конце воцарилось молчание. Спустя несколько мгновений он услышал:

      – Я знал. Я не мог до конца поверить, что ее больше нет.

      Вот так. Кортес не мог поверить, а он, Антон Ланской, смог и поверил. И чего, спрашивается, стоит его любовь к ней, если он так просто смирился с ее гибелью – сначала не уберег от кровавого насильника, а потом принял ее мученический уход как должное, в отличие от Кортеса, так и не поверившего в ее смерть? Неудивительно, что она не хочет его видеть. И все, что ему остается – ждать. Ждать и надеяться, что все изменится в один прекрасный день.

      И он ждал. И вот – дождался. Все действительно изменилось. Изменилось до такой степени, что ему, Антону Ланскому, чудится, что все происходит не с ним, и что реальность вокруг него придумана кем-то с извращенным умом и жестокой фантазией. И он не очень-то и привязан к этой реальности – достаточно отмахнуться, и облепивший его кошмар слетит, как паутина. Но он застыл, словно связанный по рукам и ногам, не в силах что-либо сделать. Наверно, он мог бы бороться – но какой смысл? Анна разлюбила его, и теперь между ними все кончено.

      Спустя полмесяца после того, как Анна оказалась дома, она, проснувшись однажды утром, и, как всегда, увидев у своей постели Жики, прошептала:

      – Я хочу встать.

      Это стало первыми словами, которыми Анна выразила какое-то желание. До сих пор звучало только категорическое нежелание – нежелание кого-либо видеть, нежелание говорить, нежелание есть – нежелание жить… Жики и обрадовалась, и испугалась. Она наклонилась к молодой женщине:

      – А ты уверена, дитя мое?

      – Да, я хочу встать.

      В конце концов, когда-то надо начинать вставать с постели и, наверно, она быстрее пойдет на поправку, когда перестанет полностью зависеть от посторонней