Хроника смертельной осени. Юлия Терехова

столь тихим и мирным, что Женевьева невольно вспомнила, каким он был до свадьбы – веселым, нежным, готовым ради нее на любое безумство. Однажды он оборвал все цветы с клумбы напротив ратуши, и их чуть не поймали – еле ноги унесли. Они бежали по улице Архивов, он держал Женевьеву за руку, чтобы она не отставала, а потом они нырнули в какую-то подворотню, нашли укромный закуток и почти час занимались там любовью, благо на осенний Париж уже опустилась ночь… То была не она, и все происходило не с ней – с какой-то другой Женевьевой, юной, счастливой, сумасшедшей…

      Она приблизилась к кровати и подняла руку с пистолетом. Сейчас нажмет на спусковой крючок, и все будет кончено. Даже если она вложит пистолет ему в руку, обязательно докажут, что он не мог застрелиться сам, особенно после ее ночного звонка в службу экстренной помощи. А уж взглянув на ее лицо, все сразу все поймут. Ну, смелее…

      – Не делай этого, Женевьева. Зачем губить жизнь из-за такой падали? Тебя посадят.

      Сказать, что она испугалась, значит – не сказать ничего. Она ахнула и присела, озираясь. В комнате никого не было – во всяком случае, она никого не видела. Только шторы на окне колыхались от предутреннего ветерка. Но Женевьева всей кожей ощущала чье-то присутствие.

      – Не бойся…

      – Кто здесь? – шепотом воскликнула она. – Я с оружием!

      – Я вижу, – голос, обращавшийся к ней, был спокоен. – Опусти пистолет и не делай глупостей. Тихо… Повернись и иди на кухню.

      – Кто вы? – Женевьева от страха еле шевелила языком. Она по-прежнему никого не видела.

      – Иди на кухню, – повторил голос. – Там поговорим.

      Женевьева не могла определить – мужской ли голос говорит с ней или женский. Тон низкий, интонации мягкие, но приказы железные. Как завороженная, она повиновалась, однако пистолета из рук не выпустила. Она прошла на кухню, озираясь, от страха забыв, что все ее тело болит и кровоточит.

      – Сядь на стул и положи пистолет перед собой, – попросил, именно попросил, а не приказал, голос. – Не оглядывайся. Пожалуйста. Чем меньше ты увидишь, тем лучше для тебя.

      Женевьева не могла с этим не согласиться. Кто-то был позади нее, но панически боялась оглянуться. Послушно положила оружие на стол, руки вытянула рядом, сжимая и разжимая занемевшие от напряжения пальцы.

      – Молодец, – похвалил ее голос. – Теперь слушай меня внимательно.

      – Да, я слушаю, – кивнула она.

      – Я знаю, как он измывается над тобой, и хочу тебе помочь.

      – Помочь? – подняла она голову. – Но как? Я писала заявление в полицию…

      – Молчи, – перебил ее голос. – Я все знаю. У меня прямой доступ к полицейской базе. Я знаю, ночью ты вызывала полицию, и они ничем тебе не помогли. Знаешь, с какой формулировкой они отчитались? Ложный вызов, – впервые голос проявил какую-то эмоцию, и в ней явственно прозвучал гнев.

      – Ложный вызов, – всхлипнула Женевьева. – Он меня избил и…

      – Я знаю, – голос стал опять спокоен, – молчи и слушай.

      – Я