Без вины виноватые. Сан Кипари

доброта её загубила… Знаешь, внучок, как в жизни бывает: есть люди хорошие, добрые, а им в супруги попадает экая дрянь! Так и ей мерзавец достался.

      – Отчего же он мерзавец?

      – Колотил мою Дашеньку, а я не знал! Она молчала, любила потому что… Помню, когда узнал, как этот выродок к ней относится, так сразу сказал ей дочь забирать и расходиться с ним.

      – И они разошлись?

      – Разошлись, только внучку мою забрать не смогла. Аделей звали её, вся в Дашеньку пошла: таким прелестным ребёнком была! Мы с ней не виделись очень давно… Уверен, она меня и не вспомнит, а я так хочу узнать, какой она сейчас стала! Наверняка копия Дашеньки… – он улыбнулся. Слёзы заструились по его бледным щекам. – Когда она крохой была, я с ней нянчился, обучал её всему, что сам знал, а она меня внимательно слушала и глазками хлопала…

      Дедушка, зашмыгав носом, тихо заплакал. Винин пошарил в карманах и протянул ему платочек, с сожалением смотря, как карие глаза блестели от горя, словно у брошенного котёнка. Писателю было безумно жаль несчастного старика; сердце при виде его слёз обливалось кровью, а что делать и чем помочь он не знал. Так он молчаливо наблюдал за бедолагой.

      – Несчастная моя Дашенька, несчастная! – сквозь плач приговаривал дедушка, сморкаясь. – Она так хотела перед смертью на Аделю посмотреть, говорила, что умирать боится… Бредила всю последнюю неделю и угасала, как пламешко, а мне оставалось только смотреть. Умирала она страшно, так страшно!.. Нет ничего хуже, чем смотреть, как умирает твоё дитя, – это страшнее всего на свете!.. А ведь она у меня оставалась одна, – нет больше у меня родственников, не с кем горе разделить…

      Винин помолчал, формулируя мысль, и полушёпотом сказал:

      – Мне вас очень жаль. Это и вправду тяжело…

      – Мне… мне больше нет смысла бродить по этому миру. Понимаешь, внучок? Некуда мне пойти, не с кем горе разделить: соседям всё равно, все родные и друзья покоятся под землёй! Теперь жду, когда меня настигнет удар или сам всяких таблеток отыщу…

      Внезапно совсем рядом раздался тонкий девичий голосок, – к ним подошла миловидная шатенка в шляпке с бантом, нежно-сиреневом платьице, с собранными в пучок волосами. Небесные глаза выражали глубокую печаль; такая печаль бывает лишь у отчаявшихся людей, брошенных судьбой и фортуной, отчего начинало казаться, что девушка намного старше своих лет. Молодость её лица рушилась тоской и придавала ей страшную взрослость.

      – Прошу прощения, – со слабыми остатками надежды обратилась она к дедушке, – это вы господин Веринин?

      – Веринин? Да, я, – вытерев слёзы платком, просипел удивлённый дедушка. Тоненькие губки незнакомки расплылись в счастливой улыбке. – А вы?..

      – Дедушка, наконец-то я с вами встретилась! – она ласково взяла старческую ладонь и заулыбалась ещё счастливее. В её глазах проскользнул луч солнца, отогнавший тучи горечи. – Узнаёте меня?

      Веринин часто заморгал, не веря ни глазам, ни ушам, – перед ним стояла его внучка! Он вскочил на ноги и внимательно рассмотрел её личико ближе.