Кириньяга. Килиманджаро. Майкл Даймонд Резник

не причинял вреда никому из моего народа. Я не причиню им вреда и сейчас. Я делаю так, как лучше для Кириньяги, но, если страх перед физи переборет в них страх передо мной, я проиграю.

      Ндеми уставился на узоры, которые в продолжение беседы чертил пальцем в пыли.

      – Возможно, если охотник явится, он окажется хорошим человеком, – сказал он наконец.

      – Возможно, – согласился я. – Но он останется охотником. – Я помолчал. – В изобильные дни лев может спокойно спать рядом с зеброй. Но когда приходит нужда, когда голодать начинают оба, то льва голод постигает в последнюю очередь.

      Десять охотников ушли из деревни, а вернулись только восемь. Двоих атаковала и загрызла стая гиен, пока люди сидели в тени акации. Весь день женщины оплакивали погибших, а небо почернело от дыма, ибо по нашим обычаям хижины мертвых полагалось сжечь. В тот же вечер Коиннаге созвал совет старейшин. Я выждал, пока исчезнут последние лучи солнца, затем разрисовал лицо, облачился в церемониальный плащ из леопардовой шкуры и пошел к нему в бома.

      Я приближался к старейшинам деревни в полной тишине. Даже ночные птицы, казалось, куда-то улетели. Я прошел между ними, не глядя ни влево, ни вправо, пока не опустился на свой привычный стул слева от личной хижины Коиннаге. Я видел трех его жен, теснившихся в хижине старшей. Они сидели на коленях как можно ближе к выходу, стараясь видеть и слышать все, что происходит.

      В мерцающих отсветах пламени лица большинства старейшин выглядели мрачными и перепуганными. Никто, даже мундумугу, не мог говорить прежде верховного вождя, и, пока Коиннаге не появился из хижины, я убивал время, бросая в пыль кости, которые вынул из кожаного кисета на шее. Я трижды бросил кости и трижды нахмурился. Наконец я убрал кости в кисет, предоставив старейшинам, собиравшимся не повиноваться мундумугу, размышлять, что именно я по ним прочел.

      Наконец Коиннаге вышел из хижины с длинной тонкой палкой в руке. Он по привычке махал ею на советах, как дирижер – дирижерской палочкой.

      – Охота провалилась, – возвестил он театрально, словно в деревне кто-то еще не знал об этом. – Еще двое мужчин погибли из-за физи. – Он помедлил для большего эффекта и крикнул: – Такое не должно повториться!

      – Не ходите на охоту, и не повторится, – сказал я, поскольку я мог возражать, когда вождь начинал говорить.

      – Ты – мундумугу, – заметил один из старейшин. – Тебе бы следовало защитить их!

      – Я советовал им не ходить на охоту, – отвечал я, – я не могу защитить тех, кто меня не слушает.

      – Физи должны умереть! – завопил Коиннаге, и, когда он повернулся ко мне, я почувствовал резкий запах помбе. Я понял, почему вождь настолько задержался у себя в хижине. Он пил помбе, пока пьяная храбрость не перекрыла страх от восстания против мундумугу. – Никогда больше не будут физи питаться плотью кикуйю, и мы никогда больше не будем прятаться в своих бома, точно женщины, пока Кориба не скажет нам, что опасность миновала! Физи должны умереть!

      Старейшины подхватили его клич:

      – Физи должны умереть!

      Коиннаге изобразил, как убивает гиену, используя